Сейчас на месте разрушенной часовни стоит новая. Освещена новая часовня в честь Феодора, Михаила и Анании новомучеников Кимрских.
Minecraft-архитектор воссоздал часовню лишь по нескольким сохранившимся фотографиям.
Автор выложил работу на сайте planetminecraft.com
Судя по всему, автор работы сам живёт в Кимрах, потому что он также построил в игре усадьбу купца Ивана Калинина. Его работы высоко оценили и любители игры, и жители Кимр.
- дочистили южный фасад;
- перенесли строительные леса на западный фасад и начали его чистить;
- целый день потратили на вывешивание покосившегося пристроя. Вывесили стену пристроя на гидравлические домкраты, убрали все сгнившие и ветхие элементы конструкций. Затем подвели под опоры пристроя толстую железобетонную балку в качестве фундамента и продублировали несущие конструкции дополнительными стойками. После всех проделанных операций плавно опустили пристрой на вновь возведённые элементы конструкций.
Благодаря этим действиям был устранён сильный перекос пристроя, вследствие чего смогла открыться северная парадная дверь, которая была заблокирована осевшими тяжёлыми конструкциями пристроя ни один десяток лет. И вот спустя много лет, 5 июля 2020 года северная парадная дверь вновь распахнулась и пристройку снова полностью озарил естественный дневной свет! Ура!!! По этому поводу волонтёры фестиваля даже устроили небольшую тожественную часть, а после отпраздновали это событие вкусным и приятным чаепитием.
- после чаепития продолжили счищать побелку на главном фасаде;
-восстановили историческую булыжную отмостку около поднятой части пристроя.
- после мастер-класса Алексея Молчанова по работе столярным инструментом, рубанком прострогали шесть брусков для нового забора;
- в обеденный перерыв посетили один из объектов фестиваля прошлых лет (об этом напишем отдельно).
На этой неделе мы продолжим зачищать краску на западном деревянном фасаде и смывать побелку на каменном главном фасаде.
Если Вы хотите помочь, но не готовы заниматься этими работами, пишите в чат или в комментарии под постом – мы найдём каждому дело по душе и возможностям, ибо у нас дел разнообразных много!
Также если вы хотите помочь не физически, а финансово, то можно перечислить средства на наш яндекс кошелёк (жёлтая кнопочка "Пожертвовать" в ) .
В данный момент, мы начинаем сбор средств на воссоздание исторических декоративный сливных колен, которые ныне утрачены. Нами найдены фотографии, благодаря которым мы их восстановим и они вернуться на свои исторические места и снова будут украшать главный фасад дома Калинина!
Мы по-прежнему ждём Вас во вторник и четверг с 16-00 до 20-00, а в субботу и воскресенье с 11-00 до 20-00. Инструментами и средствами индивидуальной защиты обеспечим. А воду, перекус и рабочую одежду (включая головной убор) лучше принести с собой.
Наталья рассказала ТИА, что первый вариант открытки она нарисовала для клипа. Клип снимали для рождественского поздравления клира в воскресной школе, в которой она раньше училась. Рисование для неё хобби.
- Благодаря своему учителю рисования Васильеву Владимиру Евгеньевичу я люблю рисовать. Я рисую открытки для друзей на праздники в стиле скетч. И на карантине у меня было время, также у меня был знакомый дизайнер, и мы все оформили для печати. Я люблю свой город, и хотела сделать для него свой мерч.
Сейчас готовы и напечатаны 6 видов открыток. На двух из них храмы, на четырёх – кимрские домики. Девушка запланировала серию, которая будет дополнятся по возможности.
- Я из заречья (микрорайон Кимр – прим. ред.), и часто видела эти домики по дороге из школы домой. А в последние годы их стали перестраивать, и они постепенно утрачивают былой вид. Пусть будут хоть на моих картинках. А дом на набережной Фадеева вообще какой-то сказочный и необычный, просто влюбил меня в себя ещё в детстве, - рассказывает Наталья.
Она говорит, что первый тираж открыток напечатала неделю назад. И уже половину открыток раскупили.
- Не думала, что будет такой спрос. Я разместила партию в одном сувенирном магазине и у меня есть договор с местным экскурсоводом, а также я продаю сама и отсылаю по почте. Покупают в основном туристы, которые либо уже посетили наш город или собираются посетить. Или мои коллеги по работе, которые выстраивают свой тревел-маршрут по Тверской области.
На одной из открыток изображён дом, который в прошлом году восстановили волонтёры Том Сойер Феста в Кимрах. Это деревянный дом Блинова на улице Московской.
И уже в первую неделю работы реставраторы-энтузиасты рассказали о неожиданной и ценной находке.
- Дом отблагодарил нас и щедро одаривает интересными находками - при разборе помещений нашлись считавшиеся давно утраченными распашные парадные двери. Но об этом радостном событии, мы сделаем отдельную публикацию! На этой неделе продолжим смывать побелку и чистить стены. Так же будем зачищать от краски найденные двери, - написали волонтёры в группе "Том Сойер Фест Кимры".
Восстановление дома – длительный процесс. Работы много и здесь рады каждой паре рук. Добровольных помощников приглашают присоединиться к процессу восстановления дома на улице Оржоникидзе, 1 во вторник и четверг с 16:00 до 20:00, в субботу и воскресенье с 11:00 до 20:00. Инструменты и средства индивидуальной защиты выдадут на месте. С собой рекомендуется взять воду, перекус, рабочую одежду и головной убор.
Владимир - выпускник ДШИ №1 г. Кимры. Школу он закончил два года назад, но играть на фортепиано не бросил и развивает Youtube-канал фортепианной кавер-музыки.
Свой выбор композиции Владимир объяснил тем, что любит такую лиричную музыку.
"River Flows in You" - известная композиция южнокорейского пианиста и композитора, ставшая саундтреком к саге "Сумерки".
Сейчас поезд перегоняют в Бологое с помощью дизельного тепловоза. Как рассказал машинист ретропоезда: «На станциях убрали гидравлические колонки для заправки водой паровозов, поэтому чтобы не застрять в чистом поле или не тратить много времени на заправку водой — идем на прицепе».
Ранее в соцсетях появлялись посты о том, что ретропоезд отменён. Как пояснила Московско-Тверской пригородная пассажирская компания, подобная информация — фейк: «13 июня в порядке исключения паровоз поедет на тепловозной тяге на профилактическое обслуживание».
Напомним, фестиваль «Былинный берег» ежегодно проходит на берегу реки Волга рядом с деревней Топорок в Кимрском районе. Сочетающий историческую реконструкцию и обширную музыкальную программу, фестиваль посвящён культуре и традициям древнерусского государства и скандинавских народов в IX—XI веках, а также становлению Волжского торгового пути.
Как сообщают организаторы, юбилейный, десятый фестиваль был перенесён на 2021 год. Связано это со сложной эпидемиологической ситуацией:
«Мы не сможем провести фестиваль в этом году 24-25-26 июля, поскольку это явилось бы нарушением требования законодательства о запрете проведения массовых мероприятий в период действия режима повышенной готовности»
При этом уже купленные билеты будут действительны и в следующем году. Но предусмотрена и возможность вернуть их.
«Билеты, которые были приобретены на наш десятый юбилейный фестиваль, будут действительны, ведь это не отмена фестиваля, а его перенос по независящим от нас обстоятельствам. Мы с пониманием отнесемся ко всем, кто захочет вернуть билеты на «Былинный Берег», но в тоже время благодарны, что большинство из вас не сделало этого. За все время нам поступило всего несколько запросов на возврат билетов», — добавляют организаторы.
Добавим, что это единственное значимое летнее мероприятие, которые не состоится в этом году из-за пандемии коронавируса. Ранее был отменён фестиваль «Нашествие», который также традиционно проходит в Тверской области. Было принято решение перенести его на следующий год.
Вот что вспоминает о его первых шагах в фотографии младший брат Леонида, Макарий Шокин (в будущем — знаменитый кимрский пейзажист, ученик Василия Кандинского и Абрама Архипова):
«В 1913 году, когда моему старшему брату Леониду исполнилось пятнадцать лет, в день его рождения родители подарили фотоаппарат. Это событие имело далеко идущие последствия для всей его будущей жизни. Первые же достигнутые успехи в технике фотографирования и получения снимков были знаменательными. В популярном еженедельном журнале «Огонек» за 1913 год была напечатана фотография, которую брат туда послал. Снимок отображал любопытное явление: увлечение сельской молодежи футболом — спортивной игрой, только что возникшей и развивавшейся в крупных населенных пунктах (и то не везде). Группа мальчиков села Кимры слепила снеговика с надписью на нем «Футболист». В этой группе был и я, тринадцатилетний мальчик, со своими школьными товарищами, увлекающимися новоявленной спортивной игрой, открытой для них учителем в 1911 году».
В 1915 году Леонида Шокина призвали в действующую армию. Там он получил назначение в Украинский пехотный полк, где стал полковым фотографом. Так он получил возможность совершенствоваться в фотографическом искусстве в условиях постоянно меняющейся окружающей обстановки и частой смены объектов. После демобилизации ему очень пригодился опыт, полученный именно тогда. К тому времени и его младший брат тоже увлекся любительской фотосъемкой.
И, возможно, не случайно в последний год выхода журнала, 1918-й, в Кимрах по инициативе Леонида Шокина создается местное общество фотографов. Среди кимрской молодежи были фотолюбители, откликнувшиеся на призыв вместе изучать и осваивать искусство фотографии. Как отмечает в своих воспоминаниях Макарий Шокин, это общество было «немногочисленно по составу, но результативно по работам». Молодые люди проводили занятия по изучению основ композиции кадра, анализировали известные произведения искусства, чтобы постичь законы художественного формообразования, устраивали тематические конкурсы и выставки.
Фотографическое общество просуществовало в Кимрах сравнительно недолго, но успело организовать несколько крупных выставок с участием известных фотографов из Москвы. Макарий Шокин в то время уже учился в Москве, в Свободных художественных мастерских, и, благодаря дружбе с редактором фотожурнала, имел возможность приглашать к участию в кимрских выставках «звезд» фотографии. Так кимряки смогли увидеть работы Юрия Ерёмина (начальника фотолаборатории Московского уголовного розыска и основателя фотографического объединения «Сецессион»), Моисея Наппельбаума (советского фотоклассика, фотографировавшего Ленина и создавшего собственную творческую манеру исполнения студийного фотопортрета) и Николая Свищева-Паола (владельца популярной фотостудии на Кузнецком мосту и изобретателя метода фотографии на стекле и фарфоре). «Я посетил их студии и познакомился с ними и с обстановкой, в которой протекала их работа, — вспоминает Макарий Шокин. — Это были общительные люди, они беспрекословно согласились дать на нашу выставку некоторое количество прекрасных фотографий». Творческое сотрудничество стало началом дружбы, и в летние сезоны маститые фотографы приезжали в Кимры, в гости к братьям Шокиным, поискать сюжеты для фото среди ландшафтов кимрской природы.
В 1922 году в Москве прошла Всероссийская выставка художественной фотографии, в которой участвовал коллектив Кимрского фотографического общества. Работы Леонида Шокина были отмечены дипломом за высокое качество. Другой диплом был выдан Кимрскому фотографическому обществу за работы одиннадцати фотографов, отмеченные похвальным отзывом экспертной комиссии выставки. Год спустя в Кимрах была организована юбилейная выставка, посвященная пятилетию Кимрского фотографического общества, и в том же году Леонид Шокин стал призером Всероссийской выставки художественной промышленности, организованной РФО в Москве. А в 1924 году на конкурсной выставке РФО Шокин получил диплом первой степени за работу «Пейзаж». Так перед кимрским фотографом открылись блестящие перспективы: его начали приглашать на выставки международного уровня. Шокин стал участником многих зарубежных выставок во Франции, Англии, Бельгии, США, где его работы получали восторженные отзывы, а за фотоэкспозицию в Канаде мастер был награжден именной бронзовой медалью. Также он получил почетный диплом на на выставке «10 лет советской фотографии», организованной государственной Академией художественных наук.
Портреты событий у Шокина объективны, протокольно-документальны и обобщены как масштабные художественные полотна своего времени. В отличие от столичных фотографов, живущих схваченными мгновениями, эпизодами, Шокин вновь и вновь возвращается десятилетиями к одним и тем же местам, к одним и тем же лицам, фиксируя ход истории, времени. У Шокина человек — житель будней. Эксперты отмечают точность и глубокий психологизм фотопортретов. Это мир стариков и детей, работниц и крестьянок, кинотеатров, устроенных в развенчанных храмах, это подробности восстановления огромной страны после разрухи силами тех, кто выжил. Интересно, что не забросил Шокин и пейзажное направление. Он много и с удовольствием фотографировал виды на Волгу — снимков великой русской реки у него в итоге насчитывается больше трех тысяч.
На Волге же состоялась памятная встреча Леонида Шокина с писателем Максимом Горьким. Это случилось на пароходе линии «Астрахань — Новгород». Фотограф получил возможность фотографировать советского классика в течение целой недели и за это время очень подружился с сыном писателя, который тоже увлекался фотографией. А ещё в домашнем архиве Шокиных хранится мартовский номер журнала «Огонек» за 1930 год. На обложке — снимок, сделанный Леонидом Шокиным. На снимке — «всесоюзный староста» Михаил Иванович Калинин. Фотограф запечатлел его во время открытия Народного Дома в деревне Верхняя Троица, на малой родине политика.
А потом была война и большая личная трагедия. Осенью 1941 года, когда началось наступление немцев на Москву, фотограф по требованию НКВД был вынужден уничтожить больше пяти тысяч своих фотографий. Это было связано с военным положением и близостью Кимр к основной линии фронта: ничего не поделаешь. Вскоре Леонид уходит на фронт, где становится заведующим фотолабораторией, а затем фотографом аэрофотосъемки разведывательной авиации. За годы Великой Отечественной войны Шокин сделал больше двадцати пяти тысяч снимков, был удостоен медалей «За боевые заслуги» и «За взятие Кенигсберга». А после войны вернулся в родной город, где продолжил заниматься любимым делом.
Умер Леонид Владимирович 3 декабря 1962 года. В Кимрах о нем помнят. А страна и мир только начинают открывать творчество забытого классика, так точно и понятно рассказавшего о времени, в котором жил.
Надежда ТИТОВА
Речь о том, что волонтеры проекта «Том Сойер Фест Кимры» вновь взялись за шпатели, кисти и валики, чтобы оштукатурить и покрасить, восстановить былой облик усадьбы Калинина в родном городе. Так ребята называют дом № 1 на улице Орджоникидзе.
- Он был построен купцом Иваном Калининым предположительно в 1893 году, а может, и раньше, и является одним из старейших каменных домов района «Заречье», да и в целом всего нашего города, - рассказал «КП»-Тверь» один из основателей движения «Том Сойер Фест» в Кимрах Алексей Молчанов. - Мы давно к нему присматривались.
Алексей сообщил, что с 2018 года - начала существования проекта в Кимрах - ребята привели в порядок и «освежили» фасады двух деревянных домов, построенных в начале и в 20-х годах XX века в стиле модерн. Это особнячок купца Фёдора Потапенко на улице Кирова и дом сапожных и башмачных дел мастера Павла Блинова на улице Московской.
Вот так энтузиасты разукрасили дом Потапенко. Фото: со страницы "Том Сойер Фест Кимры" в VK/https://vk.com/tsfkimry
- Дом Калинина, таким образом, станет нашим первым каменным домом, - уточнил Алексей. - Кстати, именно этот белый дом Калинина можно увидеть на самой первой документальной фотографии района «Заречье», датируемой 1895 годом.
Что интересно, дом обитаем - используется одним из потомков купца как дача.
- Он был очень рад, когда мы сказали, что хотим вернуть дому прежний вид, - сказал Алексей. - Взялся нам помогать. Сейчас мы отбиваем старую штукатурку, убираем следы цемента, который здесь с советских времен. Ведь такого типа здания нельзя оштукатуривать цементом. Параллельно очищаем от старой краски деревянную часть дома. Далее мы при помощи одного из наших спонсоров сделаем новую штукатурку, установим лепные обрамления окон и покрасим. Причем в исторический цвет. Фасад покрасим белой краской. Ворота, сохранившиеся еще с дореволюционных времен, а также наличники - коричневой. Крышу - зеленой. Краску мы используем не обычную, а реставрационную. Рассчитываем, как и раньше, за лето всё сделать.
Алексей оговорился, что сейчас в условиях пандемии волонтеры, конечно же, соблюдают ряд мер предосторожности: работают на дистанции друг от друга, в респираторах (впрочем, как всегда) и перчатках.
При этом много людей, как раньше, присоединиться к проекту не смогут - к работе допускается не больше пяти человек, таковы нынешние реалии.
В предыдущие годы через проект прошли не меньше 50 добровольцев. Как рассказывает Алексей, приезжали даже специально из других городов, присоединялись просто проходящие мимо туристы. Конечно, откликнулись и свои родные горожане.
- Сегодня наш костяк - 11 человек, в основном все кимряки, - добавил он. - Это люди самых разных возрастов и профессий. Есть пенсионерка, есть два школьника, инженеры, врачи и т.д. Я сам реставратор мебели, работаю в местном музее. Девушка, с которой мы начинали развивать это движение в нашем городе, Алена Крутова - архитектор. Если честно, подвигла нас на это дело печальная картина в части восстановления исторических зданий в Кимрах. А ведь наш город на них богат, но зачастую это никому не нужно, что очень грустно. Я могу сказать, что у нас находятся спонсоры, которые помогают нам с материалами. Мы взамен отмечаем их вклад на наших баннерах. Вешаем их по окончании покраски. Описываем на них еще и историю дома.
Поясним, что фестиваль восстановления исторической среды «Том Сойер Фест», названный в честь одного хитроумного и веселого «мастера покраски заборов», возник в 2015 году в Самаре. Его придумал тамошний журналист Андрей Кочетков. В итоге проект, словно краски, разлился по десяткам городов страны. В нашем регионе он пока действует как раз только в Кимрах.
Однако, как сообщил нам Алексей, уже появились люди в Твери, которые также хотят заняться делом «Тома Сойера» и в столице Верхневолжья. Пока они не хотят афишировать себя.
Но клич уже бросили. Он размещен в официальной группе проекта «Тверские своды» в соцсети. Посмотрим, что будет дальше.
Таким был дом Блинова до... Фото: со страницы "Том Сойер Фест Кимры" в VK/https://vk.com/tsfkimry
А таким стал. Фото: со страницы "Том Сойер Фест Кимры" в VK/https://vk.com/tsfkimry
Кимры прославились как центр кустарного производства обуви, объединявшего регионы верхневолжской низменности: Корчевский, Кашинский и Калязинский уезды Тверской губернии. Здесь находился главный рынок сбыта «обувного царства», отсюда распространялись сырье, технологии и даже модные тенденции. На рубеже XIX—XX вв. Кимры ежегодно производили продукцию на сумму около 1,5 млн рублей. (Соседний Талдом специализировался на дамской обуви, но по оборотам сильно уступал Кимрам).Почему же именно сапожный промысел получил здесь такое распространение?
Среди причин на первое место, скорее всего, стоит поставить географическую специфику. Подзолистая, торфяная почва этого края весьма проблемна для полноценного ведения сельского хозяйства. Уже в начале XVII в. более половины здешних крестьянских дворов имели промыслы. С конца XVIII в. в регионе наблюдается значительное сокращение пахотных земель. К этому времени уже около 30% семей в Кимрской волости вообще не занимались обработкой своих наделов, которые просто забрасывались. Но Кимры находились на волжском торговом пути, да к тому же не очень далеко от Москвы. А близлежащие города, такие как Торжок, Осташков, Углич, Ярославль и др. издревле славились выделкой кож. Совокупность этих факторов и определила направление развития села.
Промысловая кожно-обувная и сапожно-валяльная специализация этих мест начала формироваться еще в средние века. Юфть, шагрень, сафьян даже экспортировались в Европу. (Что, кстати, требовало развития соответствующего мануфактурного производства. До определенного исторического момента социально-экономические условия по объективным причинам не могли способствовать этому процессу, и развитие происходило спонтанно и бессистемно. Но оно началось все же раньше, чем в других отраслях, из-за специфики обработки кожевенного сырья, в котором всегда присутствовало разделение труда). Существовала легенда, что популярность российской кожи на Западе проистекала не столько из ее качества, сколько из специфического приятного запаха березового дегтя и других веществ, которыми она обрабатывалась в процессе выделки. В XIX веке Тверская губерния лидировала по России в выделке конины, да и в целом по объему производства кож в стране находилась на первых позициях (по данным Главного интендантского управления за 1875 г.).
Вторую по важности роль в развитии обувного дела кимряков сыграло то, что их село всегда входило в т. н. дворцовые земли и доставалось владельцам, «особо приближенным», в качестве случайного подарка. В разное время селом владели: князь В. А. Старицкий — родственник Ивана Грозного, князь Ф. И. Мстиславский — потомок Великого князя Литовского Гедимина, боярин А. М. Львов — один из влиятельнейших людей при дворе Михаила Федоровича, Ф. П. Салтыков — отец жены Ивана V, Е. И. Головкина — жена государственного канцлера М. И. Головкина и двоюродная сестра Анны Иоанновны, А. К. Воронцова — племянница Екатерины I, Е. В. Скавронская-Литта — жена приближенного к Павлу I графа Ю. П. Литта, графиня Ю. П. Самойлова — также принадлежала роду Скавронских. Такие хозяева могли позволить себе не думать об извлечении прибыли, но, зато увлекались различными нововведениями, М. И. Воронцов, например, построил в центре города торговые ряды и пытался развивать продажу пряников, «заставил всех кимряков быть торговцами». Опыт с пряниками не удался, но к этому времени уже вполне обозначилась отраслевая специфика региона. Высокопоставленные владельцы земель начали обеспечивать своих крестьян-ремесленников «госзаказами», а кроме этого, давали им крупные ссуды (например, граф Литта). Начиная с XVII в. Кимры — уже известный во всей России производитель обуви. Военные походы Петра I в нач. XVIII в. сильно поспособствовали его развитию. (Кстати, именно при Петре I в Москве была учреждена школа для обучения кожевенному делу). Крупные заказы для армии были получены кимрскими сапожниками в 1807, 1812, 1853, 1855, 1877−78 гг. («Самыми счастливыми годинами, озолотившими этот край и сохраняемыми в памятиего народонаселения, были всегда войны…»). Правда, существуют свидетельства о невысоком качестве поставляемой обуви, особенно во время русско-турецкой войны 1877−78 гг. Но проблема была не только в качестве, но и в огромной разнице между деньгами, которые получал непосредственный производитель, и той суммой, которую платила государственная казна поставщикам: «Впрочем. Кто не знает, что вопрос о гибельном влиянии посредников в наших военных поставках составляет вопрос вопиющий».
Итак, обувной промысел получил свое развитие в двух формах — отходнической (артельной) и местной. Отходничество (как правило, в столичные города) поднимало уровень мастерства, благодаря высоким требованиям заказчиков. Но и способствовало социальному расслоению. Во главе артели стоял староста, который выбирался из артельщиков. Прибыль распределялась между членами артели пропорционально вложенной с их стороны сумме труда и капитала. Часть общей прибыли должна отчисляться в запасной капитал. Старосты ведали всеми финансовыми вопросами артели и распоряжались свободными денежными средствами. Впоследствии из них и «вырастут» самые громкие кимрские фамилии. К XIX в. несколько семей держали в своих руках значительную часть производства обуви. Столяровы, Горбылевы, Шокины сколотили огромные состояния. Известный по всей России торговый дом «Столяров Н. А.» был основан в 1865 г.
Отдельной строкой стоит отметить участие кимрских крестьян в торговле хлебом. Известная в Кимрах семья Малюгиных (портрет одного из представителей династии сейчас можно увидеть в местном краеведческом музее) невероятно разбогатела именно на хлебном деле. Оборотные средства от артельных заработков и помещиков на руках и процесс освоения плодородных районов Черноземья на рубеже XVIII—XIX вв. создавали идеальные условия для обмена. Зимой хлеб закупался в Среднем Поволжье, а весной большая часть закупленного хлеба по Волге, Шексне и Мариинской системе каналов направлялась в Петербург.
К середине XIX в. правовое положение крепостных уже совершенно не отвечало реалиям кимрской жизни. Последней владелицей села Кимры была графиня Самойлова, урожденная фон дер Пален, прославленная художником К. П. Брюлловым. (Речь идет об известных картинах «Портрет Самойловой, удаляющейся с бала», «Портрет графини Самойловой с воспитанницей Джованиной Пачини и арапчонком» и даже «Последний день Помпей», где графиня явилась прототипом одного из центральных женских образов). Дворец Самойловой располагался на горе, недалеко от церкви Богородицы «Всех скорбящих радость». Уже к концу XIX в. от него ничего не осталось, кроме пруда, напоминавшего болото, «на котором растет масса ландышей, собираемых крестьянами для украшения могил своих родичей, родственников и друзей».
В 1846 г. по ходатайству министра государственных имуществ, состоятельные кимряки выкупили за полмиллиона рублей у Самойловой всю волость. Местный бытописатель А. С. Столяров (к ярким свидетельствам которого мы будем часто обращаться), выходец из семьи хозяина мастерской, после революции — хранитель и заведующий Кимрского народного музея, так рассказывает об этом событии: «Когда к господину министру государственных имуществ графу Киселеву явилась депутация кимряков, граф Киселев, бывший тогда министром, высказал крестьянам желание, чтобы они всеми силами оправдали себя в платеже, (по 29 000 руб. в год) на что крестьяне ответили, что «милость чадолюбивого монарха будет для них навсегда священна; что в нужде они заложат дома, жен и детей, но доверие монаршее оправдают». Рядовые сапожники, находящиеся в сильнейшей зависимости от своих хозяев, были обречены на необходимость дополнительных выплат. Любопытно, что в память о получении суммы на выкуп, крестьяне еще и потратились на икону святителя Николая в серебряной ризе и установили ее в соборе.
В 1866 году, путешествуя по Волге, в Кимрах побывал глава дружественной американской миссии Густав Фокс. Американцы отметили социальный состав, приветствующей их депутации кимряков. По воспоминаниям секретаря Фокса Дж. Ф. Лубата, это были исключительно представители крестьянского и купеческого сословий, подчеркнув тем самым значимость земской реформы действующего императора.
В пореформенный период Кимры быстро становятся экономическим центром региона. Значительный приток рабочей силы из соседних волостей, подгоняемый продолжавшимся сокращением пахотных земель (в 1880-е гг. население Кимр увеличивается до 5000 человек), делают для хозяев производство на месте более выгодным. К тому же открытие в 1901 г. железнодорожной ветки сокращает хлебные обороты богатых кимряков. Как результат — концентрация в селе сил и средств. Развитие капитализма влекло за собой неизбежные потери для одних и приобретения для других.
Теперь сапожная артель, даже при условии получения ссуды от земства и увеличении запасного капитала, испытывала большие трудности, связанные с повышением цен на кожу и невозможностью конкурировать с заводским производством. А вскоре и на помощь земства стало трудно рассчитывать. В 1890 г. Корчевское земство ходатайствовало перед губернским собранием об организации «Кимрского земско-кустарного товарищества на паях» для производства и сбыта обуви. Но собрание отклонило ходатайство, заявив, что «прежде чем приходить на помощь народу, надо воспитать его, а иначе наша помощь вредит ему, развращает его». Форма артельного производства действительно слабела и разлагалась по объективным причинам. Сохранить в таких условиях самостоятельность было крайне трудно: «Одним из таких признаков является то печальное положение сельской кустарной промышленности, при котором, совершаясь иногда при участии артельного начала, она не в состоянии сбывать свои произведения при том же участии, и, теряя большую часть своих прибылей, перебиваясь кое-как, обращается к посредству скупщиков… Отсутствие кредита далеко не играет тут главной роли».
Забавно, что в газетах можно было встретить совершенно наивные, но укорененные в российском сознании мифы о том, что ужасы капитализма где-то там, на Западе, а здесь — традиционный, патриархальный, милый русскому сердцу уклад. «И этому домашнему, семейному, по преимуществу ручному производству едва ли когда-нибудь может угрожать конкуренции фабрики и пара», — радовался в своем путевом очерке, опубликованном в 1881 г., видный российский ученый-экономист В. П. Безобразов. Его маршрут затрагивал в том числе Тверскую губернию. И к этому очерку мы еще вернемся.
Парадокс состоял в том, что занимавшееся охранительной политикой государство в то же время не очень-то старалось способствовать «семейному производству». (То, что П. Б. Струве называл «последовательной непоследовательностью правительства»). В 1885 г. комитет министров принял постановление, в соответствии с которым в артельные уставы обязательно включался пункт «о праве местного губернского начальства (губернатора, начальника, обер-полицмейстера) закрывать артели в тех случаях, когда их действия будут несогласными с их уставами или противными действующим законам…». Обычная для царской России практика «ручной регулировки» с применением административного ресурса.
Упомянутый в самом начале французский путешественник Теофиль Готье, проплывая по Волге, умилился «праздничным видом городка» и одновременно поиронизировал над внешним видом кимряков, вышедших на берег встречать пароход великого князя. Француз отметил «несколько изящных туалетов» — запоздалое подражание парижской моде. Но в основном женщины были одеты в ситцевые сарафаны — традиционную и самую простую одежду русских крестьянок. Что же представляли из себя Кимры на рубеже XIX—XX веков?
Итак, Безобразов (который, кстати, вовсе не слыл «социалистом», а его заметки публиковались в благонадежном издании «Русь»), путешествующий по этим местам несколько позже Готье, представляет достаточно безрадостную панораму набережной, открывающуюся путнику. «Жалкий сад, не знающий за собой ухода», тощие деревья, полуразвалившиеся скамейки, на которых кимряки ведут деловые переговоры, встречают пароходы, пьют водку и играют в карты. Приблизительно также описывает набережную и Столяров в 1898 г.: «Крутой обрывистый берез Волги мог бы служить очень хорошим украшением для села, если бы о береге приложить хотя бы малую заботу … Сходы к пароходам допотопны. … Есть у берега два садика, но садиками их назвать нельзя, ибо содержатся они весьма плохо и служат не для прогулок, а для единственного развлечения кимряков после обеда — выпивки и игры в карты. Очень примитивна наша летняя жизнь, и на Волге идет открытое купание, а с quasi-бульвара созерцание сил плотоомовений или бегство от оных без оглядки».
Здесь же паслось стадо скота, на улицах и площадях грязь. Из двадцати улиц к началу ХХ в. замостили только три. (Вообще, деньги в городе были, но в руках ограниченного круга лиц). Жилища сельчан, которые, видимо, Безобразову удалось посетить, т. к. он подробно их описывает, также грязны и неопрятны. В мастерских — теснота, антисанитария, «губительно действующая на здоровье рабочего люда». Повсюду «неряшливый и неприглядный быт, из которого как будто систематически изгнало всякое понятие об изящном». Правда, путешественник отмечает красоту и великолепие собора, величественно возвышающегося над Волгой — «единственное идеальное стремление кимряков, сколько-нибудь возвышающее их душу над животной жизнью».
Речь идет о Покровском соборе (1825−1936 гг.). (Ныне на его месте расположен Кимрский театр драмы и комедии). Именно в этом соборе находилась копия с иконы Спаса Нерукотворного, по легенде явившаяся кимрякам в местном питейном доме в 1839 году. (Что само по себе факт достопримечательный). Икону перевезли в Тверской кафедральный собор («само собой, разумеется, не место было святой иконе — питейный дом, где перед нею молились, а затем безобразничали»), кимряки же довольствовались списком с оригинала. Соборная площадь была единственной ухоженной площадью в Кимрах.
В 1866 году Кимры посетил наследник цесаревич, будущий Александр III. К его прибытию местные жители умудрились в рекордные несколько дней «благоустроить» въезд на соборную гору, высадить вдоль нее березы и даже сделать перила и арку. (Открытым остается вопрос, что же мешало им сделать это раньше, для себя).
Неподалеку от Покровского собора некогда располагалась роща со зверинцем и каскадом, выложенных белым камнем, прудов — любимое место празднования Первомая местными жителями (политический характер т. н. маевки стали приобретать лишь в 1890-х гг.). В 1870-е гг. в парке была возведена церковь Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих радость» (Скорбященнская церковь), приписанной к собору, а парк превращен в кладбище. Ныне здесь снова парк.
В Кимрах проживало много старообрядцев-филипповцев. Главный духовный центр филипповцев в Москве, т. н. Братский двор, был основан выходцами из Кимр. Некоторые представители старой веры, даже заплатив торговый сбор, отказывались принимать торговые свидетельства, называя их «печатью антихриста», которые приходилось вручать им в порядке полицейского принуждения. До наших дней в городе сохранилось старинное старообрядческое кладбище.
Но были у кимряков и поводы для особой гордости. И не только обувь. Пожары, истощавшие Кимры на протяжении всего XIX в. (особенно крупный и разрушительный, уничтоживший всю деревянную постройку, произошел в 1859 году) приучили местных жителей относиться крайне трепетно к вопросу пожарной безопасности. К началу XX в. в селе была одна из лучших пожарных команд для своего времени и совершенно справедливо именовалась «образцовой». В своем распоряжении она имела семь машин с наборными рукавами, три подъемных лестницы, два багорных хода с 30-ю баграми, несколько крюков с цепями и веревками, два огнеупорных щита — т. е. по своему оснащению и принципу работы кимрская пожарная команда вековой давности приближалась к современному пониманию стратегии противодействия огню.
Кстати, с освещением в селе были проблемы. Фонари на улицах установили, но большинство из них не горело, т. к. обязанность платить за свет конкретного фонаря лежала на владельце дома, напротив которого он располагался. А из них кто-то не мог, кто-то не хотел.
К началу ХХ в. большинство кимряков формально все еще были крестьянами. Хотя образ жизни, который они вели, и полный разрыв с сельскохозяйственной деятельностью (из 8 с небольшим тысяч жителей лишь единицы поддерживали связь с землей), конечно, позволял с полной уверенностью называть их горожанами.
Но вернемся к сапожникам.
Сапожник я.
У верстака
Весь день сижу я за работой;
В мозолях грязная рука,
Спина согнулась под заботой.
Встаю я рано поутру
И за работу принимаюсь;
С веселой жизнью городской
В своем подвале я не знаюсь…
Чтоб жизнь людскую увидать,
Нужда мешает мне с заботой;
Устал я думать и страдать
В каморке грязной за работой…
Так описывал свою жизнь кимрский поэт-сапожник П. Е. Зайцев. Есть ли здесь преувеличение и художественный вымысел? Как и чем жил мастер сапожного дела?
«Система» производства/сбыта обувной продукции состояла из кожеобработки, подготовки деталей обуви, собственно, мастерового-обувщика, хозяина мастерской и купца-сбытчика.
Во второй половине XIX в. в Кимрах насчитывалось 3 кожевенных завода и 20 крупных обувных мастерских. Заводы в основном специализировались на конской коже: «В двух последних (заводах — мое прим.) имеются бойни для лошадей, шкуры с которых поступают на заводы для обработки. Подковы продаются железникам, а из бабок вытапливается клей, хвост и грива продаются щеточникам, шерсть, снятая со шкуры, промытая и просушенная, идет на войлочные ковры, а жир (мадра) продается на клеевые заводы. Уничтожается только мясо животного. Частью его съедают собаки, а остальные части зарываются в землю». Кроме лошадей, на заводы свозили сырые кожи, которые тут дубили. Причем местной кожи для кимрского производства в XIX в. было уже совершенно недостаточно. И их привозили из Москвы, Петербурга, Нижнего Новгорода, Богородска, Вильно и других городов.
К середине XIX в. полностью складывается разветвленная система разделения труда. Цепочка производства состояла из нескольких «звеньев»: закройщики, посадчики (вытягивали готовые выкройки на колодке), сдирщики (готовили материал для «приклада», т. е. деталей подошвы, из кожаной стружки и клейстера), строчильщики (вернее, даже, сточильщицы, в основном женщины, прошивали на швейных машинках заготовки обуви) и только потом детали обуви попадали к сапожнику.
В сапожном ремесле активно использовался детский труд. Мальчики, как правило, начинали работать уже с 8 лет, девочки — с 10−16.
Местами сбыта товара были прежде всего Петербург, Москва и Нижегородская ярмарка. Кроме крупного производства существовали и небольшие мастерские, работавшие на заезжих скупщиков. Труднее всего приходилось тем, кто пытался сохранять независимость и работать только на себя, т. е. самому закупать материал и самому же реализовывать выработанную продукцию на субботнем рынке. «Кимрская обувь дешева и большей частью плоха…», — утверждает Столяров. Хотя дело не в мастерстве кимряков, а в «требованиях рынка». Что же это были за требования?
Итак, по выходным на Соборной площади разворачивался рынок, вокруг которого, собственно, и крутилась вся жизнь кимряка. Торговля начиналась рано утром, с восходом солнца, а к полудню уже заканчивала свою работу. Как это выглядело: каждую субботу в 3 часа утра у скупочных контор выстраивалась очередь из возов и пеших сапожников. Приказчик принимал внимательно товар. Расплачивался не деньгами, а т. н. «купонами» или «записками», которые передавались хозяину мастера. Базаром заправляли 10−15 главных скупщиков, которые приобретали товар большими партиями, заранее установив цену. Купленная обувь, естественно, перепродавалась дороже, в 5−6 раз. Годовой оборот рынка составлял около 4 млн рублей. Приобретенный товар сбывался в Москве, Петербурге, на Нижегородской ярмарке: «Из Тверской губернии, из села Кимры, Корчевского уезда, привозится на Нижегородскую ярмарку огромное количество сапог, галош и башмаков. Кимряки своей работой приобрели себе громкую известность во всей России». При этом непосредственных производителей обуви на ярмарке не было! Вся продукция привозилась исключительно скупщиками.
Собственных сбережений мастера хватало максимум на недельный оборот. Получить дешевый кредит на покупку материала было совершенно невозможно. Мастер мог переходить от хозяина к хозяину, но принципиально в его финансовом положении ничего не менялось. Качество изготовляемой продукции было низким из-за того, что скупщик был заинтересован купить обувь как можно дешевле. Замечательно описывает В. А. Гиляровский в своей знаменитой книге «Москва и москвичи» то самое «качество» и способы борьбы с негодным товаром. Доезжачему (псарю) московского полицмейстера И. Д. Лужина продали для охоты обувь на бумажной подошве. Полицмейстер примчался на Старую площадь. «Арестованы были все: и владельцы складов, и их доверенные, и приехавшие из Кимр с возами скупщики, и продавцы обуви. Опечатав товар и склады, Лужин отправил арестованных в городскую полицейскую часть, где мушкетеры выпороли и хозяев склада, и кимрских торговцев, привезших товар».
Иногородние спекулянты на кимрский рынок приезжали редко, ни для кого не было секретом, что в Кимрах «все давно схвачено». Парадокс заключался в том, что приехав в Кимры, вы не смогли бы купить там ни одной пары обуви — все уходило на раздаточные склады. Кустари, работающие на хозяина из его материала, составляли основную массу кимрских сапожников. Рабочий день сапожника (за «липкой») длился около 14−16 часов. Рабочее помещение, как правило, грязная тесная изба, в которой одновременно трудилось до 12 человек, а если много заказов (казенных, например) и до 20. Здесь же рабочие и ночевали.
Сносно устроиться имели шанс те, кто не боялся ехать продавать свое мастерство в большие города. На всю округу прославился удачливый, оборотистый сапожник Волков из деревни Сухово, не только сумевший заработать в Москве денег, но и водивший знакомства с писателями и журналистами, ценившими его искусную работу. Впоследствии, на склоне лет Волков пожертвовал многочисленные книги с дарственными автографами литераторов в Кимрскую читальню.
Для более красочного представления жизни сапожника-кимряка, хочется привести объемный, но весьма важный отрывок из путевых заметок уже упомянутого экономиста Безоразова. Подчеркнем, что газета «Русь», где публиковались заметки, являлась изданием крайне консервативным и не склонным к «либеральным заигрываниям» с публикой. И здесь, кроме фактов, подтверждающих нищее положение большинства мастеровых и их зависимость от «торговцев-спекулянтов», также весьма любопытны рассуждения автора, демонстрирующие широту заблуждений многих представителей российского образованного общества того времени.
«Какие бы ни были, однако, недостатки в самом устройстве сапожного производства, несомненно, что оно значительно способствует благосостоянию крестьянского народонаселения, которое во всем этом крае, хотя не вовсе покинуло свои земли, но извлекает из них весьма скудные доходы. Если масса рабочих рук, занятых эти производством, имеет заработки ничтожные в сравнении с меньшинством верхнего слоя промышленников (более крупных мастеров с наемными рабочими и торговцев-спекулянтов всякого рода), то, чтобы оценить все народно-хозяйственное значение этого дела, нужно принять в соображение и это меньшинство, довольно многочисленное, поднявшееся повсеместно по деревням, из общей черной массы людей, зарабатывающих только свое насущное существование. Нельзя не признать одним из печальнейших общественных явлений в нынешней организации крупно-фабричной или механической промышленности того факта, что при всем трудолюбии, даровитости, искусстве и бережливости рабочих, подъем их к высшим самостоятельным общественным положениям невозможен. Если этот подъем случается, то в виде чрезвычайного исключения. Во всякой так называемой кустарной или домашней промышленности, сохраняющей характер ручного ремесла или мастерства и не превращающей личность рабочего из личной хозяйственной единицы в механическую силу, — человека в безличный экономический атом, — упомянутый подъем, хотя и не легок для большинства, но совершенно возможен при благоприятных обстоятельствах. У каждого беднейшего человека еще остается здесь общественный идеал, о котором он может хоть бы только помышлять, и с которым должен разлучиться фабричный пролетарий на веки — или разве до социального переворота (?), напеваемого ему социальными реформаторами!».
«Общественный идеал», возможно, и стоял у кимряков, но, например, так же остро стояла проблема алкоголизма, корень которой крылся прежде всего в социальной неустроенности и отсутствии доступного культурного отдыха: «В селе Кимры, как и в других так называемых богатых русских селах, … половина населения нищие, питаются одной милостью. … Поэтому не удивительно, что в селе Кимры 40 кабаков, где запивают славные кимряки свою молодость, свою жизнь, служащую целью всякого рода эксплуатации со стороны капитала». В селе процветали винные склады, более 20 винных лавок и множество дешевых кабаков, буквально на каждом углу. Пили не только бедняки-мастеровые. На набережной располагались дорогие питейные заведения. Например, клуб, в который вход без фрака был запрещен. Купцы и служащие назначали встречи, как правило, в гостинице. Стоит отметить, что в городе не было ни одной чайной.
Женщины, многие из которых трудились в тяжелом обувном производстве, дома, в семье, не могли найти отраду и отдых. Праздничные и выходные дни оборачивались для них дополнительными проблемами: «Обитатели Кимр, за исключением очень и очень немногих, праздники проводят не семейно, а в трактирах. Для женщин праздники проходят положительно безотрадно, скорее, грустно. Как праздник, так и начинается тревожное ожидание возврата мужей из трактиров и кабаков».
К началу ХХ в. грамотой владела лишь треть мужского населения. Более 85% женщин были неграмотны. Известен факт: купец Бушуев пожертвовал 40 тыс. рублей на «позлащение соборных глав», но когда у него попросили денег на школу, долго торговался. И в результате выделил 3 (!) рубля. По данным 1929 г. в городе все еще оставалось неграмотным 45,2% населения.
И тем не менее болотистая кимрская земля оказалась богата талантами. Достаточно упомянуть писателя А. А. Фадеева и авиаконструктора А. Н. Туполева. Мне же хочется сейчас остановиться на тех, чье творчество в полной мере отразило повседневность кимрского сапожника. Среди досуговых занятий кимряков, не связанных с алкоголем, можно назвать рыбалку, собирание грибов и ягод, птицеловство, хороводы с песнями, чехарду, «катание чугунных шаров палками», зимой — лыжи и горки. Если говорить об интеллектуальных запросах жителей, то они находили удовлетворение в посещении Общественной библиотеки-читальни, открытой в 1896 году. Фонд читальни составляли немногочисленные местные газеты, «Московский листок», «Сын отечества», «Свет» и ограниченный набор, дозволенных цензурой книг, доставшихся, в основном, в дар от причта Кимрского церковного собора. Новые книги не поступали. А случайно попавший туда М. Е. Салтыков-Щедрин был тут же изъят. Содержалась читальня на деньги волостного правления. Средств катастрофически не хватало. Заведовал библиотекой вплоть до 1917 г протоиерей местного собора. Современники отмечают, что наибольшим спросом пользовались адаптированные для простого народа, рассказы про царя Петра I, «кузнеца, столяра портного и сапожника».
В 1891 г. в деревне Маркуши Калязинского уезда (ныне Кимрский район) в семье сапожника родился писатель М. А. Рыбаков, автор художественных произведений о жизни сапожников, прежде всего, трилогии «Пробуждение», «Лихолетье», «Бурелом» и др. Практически всю свою жизнь Макар Андреевич прожил в Кимрах и в начале своей творческой деятельности даже подписывался псевдонимом М. Сапожник (позже М. Горький убедил его подписываться настоящим именем). Знавший жизнь кимрских ремесленников не понаслышке, Рыбаков, если и встроился в постреволюционную литературную конъюнктуру, то сделал это не умышленно, в поиске выгоды, а потому что действительно знал тяготы этой жизни и писал о том, о чем не мог не писать.
«Сапожники везде одинаковы. А что им дано, кроме кабака и церкви? В церковь разутый не пойдешь, а у нас, я помню, были одни опорки на двоих. Зимой, бывало, торчали мы, как тараканы в щели, никуда носу не показывали…», — пожалуй, книги Рыбакова можно называть «иллюстрациями» к теме «Панорама жизни села Кимры».
Удивительный, самобытный резчик по дереву Иван Михайлович Абаляев родился в 1901 г. в деревне Нутромо под Кимрами. Также сын сапожника, окончил всего два класса школы, с 10 лет вынужденный помогать отцу в работе. К 15 годам у мальчика проявились художественные способности, он начал вырезать. Первой его фигуркой была кошка. Тяготы смутного времени не давали молодому человеку сконцентрироваться на своем увлечении. И лишь в 1927 г. Иван смог вернуться к любимому занятию. Начал с фигур А. С. Пушкина, потом появились В. И. Ленин, К. Е. Ворошилов, пионеры и колхозники. Но основной творческий интерес скульптора все же был отдан кимрским сапожникам. Деревянные композиции Абаляева говорят сами за себя: «Обед у кустаря» (хозяин с женой трапезничают за столом, а подмастерье ест за верстаком), «Проводы на учебу» (мать провожает сына в ученики к сапожнику, в глазах матери тревога, у мальчика недетское лицо), «Отказ в сырье» (нередкая ситуация, когда хозяин отказывал мастеру в выдаче сырья), «Воровство кожевенного приклада у жены» (сапожник тащит из дома материал, чтобы пропить в кабаке), «Возвращение с базара» (пьяный муж замахивается на жену), «Кимрский обувной базар» (сложная многофигурная композиция, изображающая плохо одетых, замерзших сапожников и скупщиков) и многие другие.
Иван Михайлович погиб на фронте Великой Отечественной войны. На сегодняшний день Кимрский краеведческий музей обладает уникальной коллекцией деревянной скульптуры Абаляева.
Первая обувная фабрика, «Механическая фабрика обуви Т-ва Н. А. Столярова», заработала в 1907 г. В 1913 г. в Кимрах было уже три фабрики. При этом они существовали параллельно архаичному мануфактурному производству. После революции производство не остановилось и бывшая столяровская фабрика «Якорь», работала теперь под вывеской «Красная звезда». В 1969 году численность рабочих составляла 8 тысяч человек. Сейчас здесь шьются ограниченные партии рабочей обуви.
В начале ХХ века село Кимры и его окрестности навевали тоскливые чувства. Нерациональное истребление леса вело к обмелению и заболачиванию рек. К 1880 г., за сто лет, площадь здешних лесов сократилась более чем вдвое. Местный пейзаж — это заброшенные пашни, выродившийся лес — осина, ель, береза, обмелевшая Волга.(Правда, в советское время город оказался на водной магистрали, благодаря системам Иваньковского и Рыбинского водохранилищ уровень воды в верхней Волге находится под контролем).
Приезжая сегодня в город Кимры, к сожалению, начинаешь чувствовать себя в заколдованном круге времени. Все то же бездорожье, разваливающиеся дома, неухоженность, бедность. И слова из местной хроники Столярова столетней давности ужасают своей современностью: «Вот и вся наша жизнь в высокой степени неуютная, неустроенная, аляповато безвкусная, небрежная в мельчайших подробностях, ни городская, ни сельская, бестолковая и главным образом пьяная».
27 мая 2020
Ольга Кононова
Есть на левом берегу Волги в 20 км ниже г. Кимры деревня Селище. Обычная деревня, ничем не отличающаяся от других в России, если бы не одна жительница, прославившая свою Родину на всю страну.
Майкова Любовь Михайловна или, как ее ласково любили называть баба Люба, родилась в 1899 году, отучилась всего несколько лет в церковно-приходской школе (т.к. будучи маленькой девочкой была вынуждена помогать родителям), позднее работала почтальоном, уборщицей, курьером. Большую часть жизни баба Люба прожила в Селищах. В возрасте 79 лет Любовь Михайловна впервые взялась за кисть, а спустя 15 лет она стала известна не только в России, но и за рубежом. Ее персональные выставки прошли в Москве, Санкт-Петербурге, Париже, Братиславе.
Писала баба Люба то, что видела: поля, реки, леса России и деревенскую жизнь. Среди известных работ отмечают следующие произведения: «Никола в Стоянцах на рассвете», «Дар Господа», «Пейзаж».
Умерла баба Люба в возрасте 99 лет в 1998 году, но ее имя внесено в каталоги наивного искусства, а работы находятся в государственных галереях и частных коллекциях.
Пример бабы Любы свидетельствует о том, что никогда не поздно начать заниматься любимым делом и реализовать себя в творчестве!
Здание, которое могло бы стать памятников истории, расположено в самом центре Кимр по адресу улица Урицкого, дом 1. В свое время он принадлежал Софье Николаевне Собцовой – представительницы одной из знаменитых кимрских семей, много сделавших для города.
По мнению краеведов, именно в этом доме в 1837 году останавливался великий князь Александр Николаевич, который впоследствии стал императором Александром II. Цесаревича сопровождал его воспитатель поэт Василий Андреевич Жуковский.
«Что обычно делают в европейских городах: для сохранения дома превращают его в гостиницу с соответствующими интерьерами, устраивают кафе, где подают блюда того времени, создают музей или туристический центр, – с горечью написала Виктория Янкевич на своей странице в социальной сети «ВКонтакте», – Что делают у нас: доводят дом до ветхого состояния и ждут пока он сам рухнет».
Михаил Комаров был в составе первой тройки игроков. По традиции Леонид Якубович в процессе отгадывания слов знакомился со всеми участниками и обменивался памятными подарками. Комаров подарил народному артисту карету-светильник и самовар с сапогом.
Ведущий «Поле чудес» расспросил жителя Кимр о его работе, семье и увлечениях. Выяснилось, что Комаров женат уже два года, детей у него пока нет, работает он ведущим праздничных мероприятий.
Супруга – хореограф, преподает танцевальное искусство в народном ансамбле «Кудринка», который тут же выступил на сцене.
Комаров передал приветы родителям, братьям, родному городу, друзьям и преподавателям.
Вопрос, на который отвечали игроки первой тройки, звучал так: «В 19 веке в России среди горняков был особый рабочий, который ходил в овчинном тулупе мехом внутрь. Кожа тулупа была обязательно обезжирена. Согласно его обязанностям, как он назывался?».
Михаил Комаров не смог пройти в финал «Поля чудес». Ответ «газожёг» угадала Ирина Китаева из Зеленограда.
В завершение своего игрового тура он преподнес Якубовичу несколько оригинальных подарков, среди которых была карета-светильник ручной работы мастера Татьяны Бандуровой из Кимр и миниатюрный самовар.
«Еще видите маленький самоварчик с сапогом сверху? Я его привез, потому что Кимры – город сапожников. В свое время у нас изготавливали сапоги для армии Петра»», - прокомментировал подарок Комаров.
Алексей – по образованию реставратор мебели – спасает удивительные дома кимрского модерна от исчезновения и увековечивает память об архитектурных утратах города в бумаге. Такое чистой воды волонтёрство, считает он, появляется в России от безнадёжности – если не сделаешь ты, этого не сделает никто.
Алексей – руководитель фестиваля "Том Сойер Фест Кимры". Его коллеги по всей России восстанавливают архитектурные жемчужины, которым грозит исчезновение. В Кимрах удалось спасти два дома, по стране – больше 80 зданий.
Алексею 23 года, он заканчивает магистратуру Московской художественно-промышленной академии имени С. Г. Строганова по специальности "Художественная реставрация мебели" и уже работает в Музее архитектуры им. А.В. Щусева. Выбор профессии и дела жизни определил… разваливающийся Гостиный двор в Кимрах.
Многие дети мечтают стать космонавтами или построить приют для бездомных животных. Алексей же мечтал вырасти и восстановить разрушающийся памятник культуры. Гостиный двор все-таки обрушился в прошлом году и теперь, наверное, вряд ли будет восстановлен, но в городе осталось много других старых зданий, которые требуют реставрации.
Деревянная архитектура стиля модерн в Кимрах — визитная карточка города, притягивающая туристов. В начале 20-х годов ХХ века, в период НЭПа, город переживал второй экономический подъем после революции, что не могло не отразиться на гражданской архитектуре. До революции 1917 года в тогдашнем еще селе Кимра параллельно развивались три стиля: эклектика, модерн и неорусский стиль. Это были стили, которые пользовались большой популярностью среди провинциального люда дореволюционной России. Вычурные деревянные домики в разной степени сохранности разбросаны по всей исторической части города.
В рамках "Том Сойер Феста" команда из 19 волонтеров приводят в порядок фасады домов – красят, восстанавливают водостоки и элементы наружного декора. В команде есть и профессиональный архитектор – Алена Крутова – перед началом работ она готовит паспорт объекта, который утверждается в администрации города.
- Мы не беремся за дома, признанные памятниками архитектуры, мы занимаемся так называемой "средовой" застройкой. Таких домов в Кимрах тоже много, и они очень красивые. Это жилые дома, и там живут люди, с которыми мы для начала должны договориться о разрешении на работы. Некоторые с недоверием относятся, другие наоборот – с удовольствием соглашаются и помогают нам. Наша цель – один дом за лето – примерно три месяца занимают основные работы по фасаду.
За два года существования проекта восстановлены фасады двух жилых домов – дома Фёдора Онуфриевича Потапенко и дома Павла Ивановича Блинова. Как вы поняли, дома именуются в честь их первых хозяев.
Средства на ремонт собирают на официальной странице фестиваль ВКонтакте через Яндекс Кошелёк. Помогают и местные меценаты – предприниматели и депутат Александр Пастухов.
Дом Потапенко:
Дом Блиновых:
Нескорые фасадные элементы дома Блинова восстанавливали по сохранившимся чертежам аналогичных домов. Именно так на башенке появился красивый шпиль.
Бывшие хозяева рассказали, что раньше у дома была шашечная кровля, образ которой волонтеры также смогли восстановить.
Нынешние хозяева нашли завалявшийся в сарае старый водосток. Волонтеры изготовили аналогичные и установили на главный фасад дома Блинова
Помимо прочего ребята восстанавливают аутентичную балюстраду на крыльцо:
- Мы случайно нашли старую фотографию, где изображена девочка, сидящая на фоне крыльца этого дома с балюстрадой. Это настоящая находка.
Алексей сделал проект балюстрады, хозяин дома закупил материал. Осталось проект воплотить в жизнь.
- Мы ведь занимаемся не только восстановлением домов, мы обязательно восстанавливаем их историю. Когда занимались домом Блинова, случайно выяснилось, что наша коллега по проекту из Сергиева Посада, родственница первых хозяев дома. Мир на самом деле очень тесный, - говорит Алексей.
Планы волонтеров нарушил коронавирус. В этом году команда "Том Сойер Феста" собиралась взяться за каменный дом №1 на улице Орджоникидзе. Работы должны были начаться 17 мая, однако теперь перенесены на неопределенный срок.
- В общем, волонтерство, по крайней мере у нас в России, рождается от безнадёжности и от боли за исчезающее. Или это сделаешь ты, или никто. Некоторые собственники в Кимрах, например, даже не знают, что владеют домом, признанным памятником архитектуры. Ремонт просто так в нем проводить нельзя. А деревянный дом без крыши погибает через два года.
Кстати, домом Туполева, с которым тоже недавно случился скандал, волонтерам заниматься не разрешили "по причине его аварийного состояния". Дом стоит и разрушается дальше, никакие работы по его сохранению сейчас не ведутся. Хотелось бы верить, чтобы кимрская администрация всё-таки пошла на встречу ребятам и передала (хотя бы за разумную аренду дом Туполева), чтобы волонтёры могли за ним следить и поддерживать в должном виде как могут. Но пока к сожалению каких-либо попыток диалога, и тесного сотрудничества со стороны городской власти не наблюдается, а зря…
Алексей еще в школе занимался моделированием и будучи увлеченным историей "Титаника", создал макет крушения легендарного корабля.
На макете комплексного ансамбля городской застройки слева на фото – известный дом Горбылёва, уникальные башенки которого были утеряны.
- По одной версии, их разрушили во время Великой Отечественной войны, чтобы они не привлекали внимания немецкой авиации. По другой версии, они сгорели вовремя пожара, - говорит Алексей.
Рядом с домом Горбылёва на макете восстановлены сдвоенные торговые лавки купцов Шкваркиных (предположительно).
Слева направо: здание Волостного правления села Кимры (без пожарной каланчи), здание пожарного гаража "Кимрского вольного пожарного общества", гостиница Черниговской, которая сегодня сильно изуродованы перестройками и евроремонтами.
Гостиница "Чайка" в комплексе исторической застройки главной площади города.
Макет гостиницы создавался кропотливо, из мельчайших деталей. В частности, Алексей воссоздал на бумаге уменьшенную в 270 раз мемориальную доску Александру Фадееву, установленную на юго-восточном фасаде здания.
"Я постарался мелкой иглой немного выдавить рельеф на доске, дабы она не смотрелась безликим тёмным квадратиком на фасаде".
Гостиный двор:
Сейчас Алексей полностью воссоздал одну сторону улицы Урицкого, а на Театральной площади осталось сделать макет самого театра:
- Мне бы очень хотелось, чтобы мне помогли распечатать на 3D принтере рельеф городской местности или изготовили его каким-либо другим способом. К сожалению, пока у меня нет такой возможности да и времени, - говорит конструктор.
После того, как эпидемия коронавируса стихнет, Алексей готов показать часть макетов горожанам. Так аутентичную и, к огромному сожалению, не сохранившуюся до наших временем застройку города можно будет увидеть хотя бы на бумаге. А то, что еще можно сохранить, как могут будут оберегать местные Томы Сойеры.
Источник: ТИА
При рождении ему дали имя Джулио Ренато. «Ренато» означает «дважды рожденный», такое имя обещает его носителю счастливую будущность, и тут родители не ошиблись с выбором имени. Джулио Ренато родился в 1763 году в Милане, в семье Литта, принадлежащей к миланской аристократии. Его отец, Помпео Литта, служил в австрийской армии капитаном и выбрал для сына духовную карьеру, отдав юного Джулио в иезуитскую коллегию Святого Климента, одно из самых сильных образовательных учреждений тогдашней Европы. Здесь юноша сразу же продемонстрировал удивительные способности к гуманитарным дисциплинам – литературе, истории, философии. В 17 лет воспитанник иезуитов поступил на службу в военный флот. Он оказался прирожденным моряком и даже возглавил одну из четырех галер Мальтийского ордена. Молодого капитана отправили в Италию, где у Мальтийского ордена были свои владения, – проинспектировать, как идут дела, а заодно попытаться навести контакты с русскими дипломатами. Россия и Мальтийский орден как раз сблизились на почве совместной борьбы с турками. Мальтийские рыцари предоставили русским морякам подробные лоции Средиземного моря и даже обещали в случае чего помочь с кадрами. В 1787 году русская императрица Екатерина попросила великого магистра Мальтийского ордена прислать на русскую службу «сведущего в морском деле человека». И великий магистр ни секунды не сомневался, кого именно отправить в Россию, – капитана Литту, лучшего из командоров рыцарского флота!
Так началась русская служба Джулио Литты, которого в России перекрестили в Юлия Помпеевича Литту. 26-летний мальтийский рыцарь стал самым молодым адмиралом в истории российского флота. Он сумел произвести благоприятное впечатление на государыню – молодой, стройный, образованный, прекрасный собеседник. Как писали мемуаристы, «его богатырский рост, мужественная осанка и привлекательная, многообещающая физиономия сразу склоняли всех в его пользу».
Однако служба при русском дворе началась с неприятного конфуза: Литта рассчитывал, что его как знатока южных стран отправят воевать с турками, но его назначили заместителем командира Балтийского флота и послали воевать со шведами. В Рончесальмском сражении галерный отряд, которым командовал Литта, одержал блестящую победу, разгромив шведский флот. Однако шведы подтянули резервы, и второе сражение, которое они дали русским, закончилось в их пользу. Литта был расстроен тем, что когда он, как полагается рыцарю, прибыл в столицу с сообщением о поражении и прошением об отставке (таков был этикет), удерживать его не стали. Он вернулся в Италию и там служил при дворе Папы Римского как официальный представитель Мальтийского ордена. Но уже в 1796 году Литту вновь пригласили к русскому императорскому двору – теперь уже как дипломатического арбитра, которому предстояло разобраться в одном щекотливом международном вопросе.
Дело в том, что после очередного раздела Польши (в 1796 году она вовсе исчезла на время с европейской карты) оставалась неизвестной судьба Острожского приорства. Когда-то эти земли польский князь Острожский завещал Мальтийскому ордену, и теперь они оказались под российской юрисдикцией, а вот как с ними поступать, было непонятно. Литта вел тонкую дипломатическую игру, постоянно назначая и перенося дату «окончательных» переговоров. Пока суд да дело, скончалась императрица Екатерина, а ее наследник, новый император Павел Первый, слыл большим поклонником мальтийских рыцарей. Новый император уже взошел на престол, а судьба Острожского приората оставалась нерешенной.
И тут Литта проявил себя настоящим дипломатом. В один прекрасный день в ворота императорского дворца въехала запыленная карета, из которой вышел Литта в ветхом плаще с мальтийским крестом, преклонил колено перед императором Павлом и произнес речь, которую император, конечно, знал еще с детства из чтения рыцарских романов, – «примите путника, который путешествовал по пустыне и увидел этот замок…». Павел был в восторге! Он немедленно распорядился вернуть Мальтийскому ордену все доходы с Острожского приорства и даже учредил особое Российское приорство Мальтийского ордена с десятью командорствами, которые могли быть дарованы исключительно российским подданным. А спустя еще год, когда Мальту захватили французские войска Наполеона, Павел Первый сам стал великим магистром Мальтийского ордена, а Мальту провозгласил «губернией Российской империи».
Но Литта, каков Литта! Он ведь, по сути, спас Мальтийский орден от окончательного упразднения, временно «поселив» его при российском императорском дворе. Чтобы продемонстрировать свою преданность Павлу I, Литта принял русское подданство и был тут же осыпан наградами. Государь пожаловал ему одно из десяти командорств (приносившее 10 тысяч рублей дохода) и присвоил ему графский титул. Теперь Юлий Помпеевич стал дважды графом — российским и итальянским. И дважды командором, поскольку одно командорство у него уже имелось на далекой Сицилии. Кроме того, Павел I создал новый гвардейский кавалергардский полк, которому отводилась роль личной охраны великого магистра, и первым шефом этого полка стал Юлий Литта.
Тогда же Литта, ставший к тому времени одним из доверенных лиц императора, женился на первой красавице Петербурга графине Екатерине Скавронской, очень богатой женщине, и принял графский титул, а также право распоряжаться многочисленными имениями жены. Среди этих имений было село Кимра (Кимры), где проживали 500 крепостных. Литта нередко приезжал в Кимры, и одно время (когда отношения с венценосным Павлом слегка разладились) прожил здесь несколько месяцев – вроде бы находясь «при хозяйстве», но в других источниках говорится, что в Кимры его отправили в ссылку, пусть и временно, но без права возвращения в столицу «до особого распоряжения». Литта, впрочем, не унывал: остались многочисленные свидетельства о том, что он заботился о своих кимрских крепостных, строил для них избы, а в неурожайные годы за собственные средства покупал зерно для посевов.
После того как Павел погиб от рук заговорщиков, Литте было разрешено вернуться в Петербург. Новый император Александр Первый благосклонно отнесся к графу Литте, но он совершенно не интересовался делами Мальтийского ордена, и в 1817 году деятельность ордена на территории России была свернута. Фактически это означало крушение всех замыслов Юлия Помпеевича, но он, кажется, уже считал подобный оборот событий неизбежным. Однако карьера его на этом не завершилась — он был пожалован в 1810 году в обер-шенки и в том же году стал обер-гофмейстером и главноначальствующим над гоф-интендантской конторой, с 1811 года заседал в Государственном совете, причем любил подавать записки, где выражал свое особое мнение по разным вопросам, и прослыл большим оригиналом.
Литта дожил еще до вступления на престол Николая Первого – четвертого российского императора, при котором он состоял на русской службе. При Николае он получил высшую награду Российской империи – орден св. Андрея Первозваного и был назначен председателем государственной комиссии по строительству Исаакиевского собора. Литта был бездетным. После смерти своей любимой жены Екатерины Скавронской он завещал все свое состояние (включая Кимры) своей правнучке Юлии, дочери падчерицы Скавронской графини Пален. Ходили слухи, что у Литты был роман с падчерицей и что Юлия Самойлова – его родная дочь (они действительно внешне были очень похожи), но это, скорее всего, легенда. Как и легенда о внебрачном сыне Литты от некоей француженки, который под псевдонимом Аттил (Литта, если читать наоборот) сделал театральную карьеру.
Интересно, что всю жизнь Литта оставался командором Мальтийского ордена, то есть находился в лоне католической церкви, и, возможно, это самый высокопоставленный католик, сделавший карьеру при дворе русских царей! Когда медики объявили престарелому графу, что жить ему осталось всего одну ночь, он распорядился провести обряд причащения святых тайн по католическому образцу: в его доме зажгли все люстры, свечи, канделябры. А самому умирающему по его воле принесли в спальню особую серебряную вазу с десятью порциями мороженого. Граф Юлий Помпеевич Литта был известен как исключительный лакомка и любитель мороженого, поэтому когда священник, пришедший его исповедовать, увидел, как Литта в полном облачении командора Мальтийского ордена сидит и лопает мороженое, он сильно удивился. На что Литта ему сказал: «Голубчик, я же не знаю, можно ли будет там, где я скоро окажусь, вкушать такое замечательное мороженое!». Через несколько часов он скончался.
Владислав ТОЛСТОВ
