Вместе с ними в расстрельную камеру отправились еще несколько человек, не служивших в Преображенском храме, но следствие сочло их сообщниками главных обвиняемых. Только спустя почти семь десятилетий выяснились подробности «дела о бунтующих священниках». И оказалось, что обвиняемые не были виновны в том, что им предъявляли. Правда, к тому времени они подлежали другому суду…

19 мая 1929 года Преображенский храм в Кимрах был полон молящимися. Служба началась с того, что отец Феодор, поднявшись на кафедру, зачитал постановление властей о закрытии храма. Особенно подчеркивалось, что отец Феодор призвал верующих подчиниться воле властей и не оказывать сопротивления. Однако его не послушали. На следующий день из Кимрского городского совета пришла специальная комиссия для составления описи церковных ценностей. На пороге их встретила плотная толпа верующих. Членов комиссии ругали, толкали и в храм не пустили. Прихожане установили дежурство возле храма, и теперь около церкви круглые сутки клубилась толпа, в которой собиралось, по данным следствия, до 300 человек. Среди них было много молодых людей, которые (это тоже осталось в материалах следствия) «выкрикивали антисоветские и провокационные лозунги». Отмечали также, что сам настоятель храма отец Феодор постоянно выходил к собравшимся и просил их допустить в церковь представителей власти. «Мы не хотим скандала, мы не хотим, чтобы пострадали виновные», – неустанно повторял отец Феодор. Как в воду глядел…

Толпа не расходилась четыре дня. На пятый день в Кимры прибыл отряд красноармейцев, который окружил территорию храма и потребовал немедленно разойтись. После того как командир отряда сказал, что у него есть приказ подавить сопротивление любыми средствами, толпа стала расходиться. В Преображенскую церковь вошли сотрудники ОГПУ и немедленно арестовали всех, кто находился в это время в храме, – самого отца Феодора, старосту храма Анания Бойкова (иногда его фамилию пишут как Байков) и нескольких прихожан, среди которых находился Михаил Болдаков, один из активных, как выяснили на следствии, участников «народного схода». Всех арестованных увезли в тверскую тюрьму, началось следствие.

Аресты продолжились и в последующие дни. Всего по делу о «церковном бунте» было арестовано 15 человек, все они были помещены в следственную тюрьму. Практически сразу среди прихожан начался сбор средств на оплату адвокатов. Считали, что необходимо пригласить московских адвокатов, которые смогут объяснить невиновность отца Феодора и старосты Анания Бойкова. Однако московские адвокаты отказались браться за это дело. Они объяснили это тем, что в советской России начались гонения на церковь, и историю с «народным бунтом» в Кимрах хотят сделать показательным процессом, наказать обвиняемых максимально сурово, чтобы другим неповадно было бунтовать.

О том, что бунт в Преображенском храме постараются сделать образцовым политическим процессом, говорило и то, что на судебный процесс в Кимры приехали десятки корреспондентов центральных и московских газет. «Мы судим не группу верующих, которые якобы были против передачи здания церкви для культурных надобностей и поэтому оказали сопротивление… – писалось впоследствии в этих газетах. – Мы судим нашего… врага…». Процесс был объявлен открытым, но власти заготовили пригласительные билеты, по которым пропускали в зал суда. Распространение билетов контролировалось настолько, что никто из родственников подсудимых не был допущен на судебные заседания. Сами родственники не имели возможности увидеть обвиняемых. Свиданий им не давали, передач не принимали. Даже на процесс обвиняемых привезли из Твери ночью перед первым заседанием. Один из свидетелей вспоминал, что обвиняемых перевозили на открытой барже, потом заставили подниматься по крутому скользкому берегу. Обвиняемых окружал плотный конвой, и родственники могли только издали увидеть своих близких, опасаясь даже окликнуть их по имени…

Первое заседание суда было назначено на 20 октября. Обвиняемые, несмотря на угрозы обвинителей и враждебное отношение специально подобранной публики, держались мужественно, виновными себя они не признали. 27 октября был зачитан приговор: священник Феодор Колеров, староста Ананий Бойков, члены церковного совета Дмитриев и Закурин и Михаил Болдаков были приговорены к расстрелу. Адвокаты приговоренных подали кассации. На время кассации отца Феодора перевели в Москву, в Таганскую тюрьму.

Известно, что жена о. Феодора просила о помощи влиятельных знакомых, но безрезультатно. В частности, она пыталась обратиться к тогда уже известной певице народной артистке Неждановой, которой когда-то отец Феодор помог пережить голодное время: она не имела средств к существованию и с разрешения священника давала концерты в Преображенской церкви. Теперь советская власть благоволила к Антонине Неждановой, и она была вполне благополучна и обеспечена. Матушка Анна пришла к Неждановой домой и постучалась. Дверь в квартиру открыла горничная и спросила: «Кто вы?». Не закрывая двери, она произнесла вслух фамилию пришедшей. Антонина Нежданова крикнула из глубины квартиры: «Передайте, что меня нет дома!»…

Прихожане отца Феодора очень любили и пытались сделать все, чтобы спасти его. Отец Феодор был одним из самых популярных священников в Кимрах, его знали все. О жизни этого человека известно немного. Он был местным, вырос в семье дьякона Калязинского уезда, окончил Тверскую духовную семинарию и был рукоположен в сан иерея. В 1912 году, когда в Кимрах построили новый храм Преображения Господня, отец Феодор стал его настоятелем. Он быстро стал любимым и уважаемым священником в городе. Отец Феодор знал всех прихожан. В Кимрах в те годы было немало запойных пьяниц, и с ними священник проводил молитвенные занятия, отвращая их от страшного порока. Отец Феодор был ценителем духовного пения, он создал церковный хор, приглашал в Кимры известных певцов, которые давали благотворительные концерты. Когда началась Первая мировая война, отец Феодор и его жена возглавили в городе общество помощи фронту, шили для армии одежду и отправляли на фронт посылки.

При советской власти популярный кимрский священник стал подвергаться гонениям. В 1919 году он, как заложник, был арестован, заключен в тюрьму города Твери. Его обвинили в том, что он «организовал духовный концерт без всяких разрешений на то советских органов». Вскоре он был освобожден, но у семьи была конфискована часть имущества, затем была наложена огромная контрибуция в 5000 рублей золотом. Прихожане собрали средства для выплаты контрибуции, но совсем скоро, в 1922 году, отца Феодора постигла новая беда. По распоряжению властей у него были отобраны в церковном доме две самые удобные комнаты, и власти предупредили, что вскоре отберут и весь дом, так что пусть священник себе строит другой, чтобы было куда перейти. С большим трудом о. Феодор собрал средства и построил дом, это было уже в 1927 году. В том же году Кимрский городской совет возбудил ходатайство перед ВЦИК о закрытии Преображенского храма. В июле 1928 года ВЦИК постановил закрыть храм. Верующие созвали собрание, решившее отстаивать храм, и послали делегацию во ВЦИК. Хлопоты продолжались около года. В мае 1929 года власти прислали постановление о закрытии храма. После этого и случились события, которые привели к расстрельному приговору отцу Феодору и его прихожанам.

29 ноября 1929 года в утренних газетах было опубликовано, что священник Феодор Колеров, староста Ананий Бойков и мирянин Михаил Болдаков расстреляны. Однако о. Феодор был еще жив, и вечером этого дня ему дали свидание с женой и сыном. Священник вышел к ним худой, изможденный, но совершенно спокойный, внутренне умиротворенный и просветленный. Он знал, что его скоро убьют, и, уже как человек не от мира сего, положив руку на голову сына, мирно беседовал с Анной Михайловной. Когда свидание закончилось и стража отвела о. Феодора в камеру, он написал на обороте фотографии жены имена детей. И подписал: «До свидания общего».

Отпевание отца Феодора и убиенных с ним Анании Бойкова и Михаила Болдакова состоялось в соборе города Кимры при большом стечении верующих.

Владислав ТОЛСТОВ

Как считает автор поста, такие элементы могли служить заменой деталей из дерева. Возможно, местные жители так экономили. Впрочем, это не мешало зданиям выглядеть красиво.

На нашей главной фотографии — дом 11/6 на улице Волжская. Тут росписи украшают фриз. Дом уникален не только росписями–на мезонине частично сохранилась деревянная надпись типа «Сей домъ построенъ». По-видимому, последняя сохранившаяся в городе. Ее можно разглядеть на этом снимке:

А это — дом на улице Карла Либкнехта, являющийся объектом культурного наследия «Главный дом» в составе «Усадьба городская, 1890 год». Единственный сохранившийся до наших дней в Кимрах явный образец деревянного классицизма. На фото видны остатки нарисованного углового руста:

А здесь мы видим так называемый «замковый камень»:

Он месяц боролся с коронавирусом, сообщает пост в местной группе ВК.

Некролог размещен на сайте Гжельского Государственного университета, где Сидоров работал доцентом кафедры декоративно-прикладного искусства и дизайна.

Керамист скончался на 75-м году жизни.

Его первая творческая работа – реконструкция и изготовление изразцовой печи XVI–XVII веков для музейного комплекса в Зарядье была отмечена премией Государственного исторического музея (1980).

"В 1984 году Сидоровым была создана на Гжельском экспериментальном керамическом заводе грандиозная по масштабу работа «Древо жизни» для Палеонтологического музея Москвы.

Владислав Петрович был человеком творческим и деятельным, это позволило ему – художнику, педагогу – реализовать на практике многие идеи. В их числе керамические люстры – каскады и колонны для пионерского лагеря «Артек» в Крыму «Легенда об Адаларах», серия изразцовых печей-каминов, рельефное панно «Волжские просторы».

Искусствоведы отмечают, что его творчество отличает глубокое понимание художественно-пластических особенностей и специфики керамики. Произведения В.П. Сидорова находятся в фондах Российской академии художеств, в крупнейших музеях страны и частных коллекциях", - говорится в некрологе.

Большая часть материалов, представленных на выставке, демонстрируются впервые.

Выставка будет открыта до 1 апреля по адресу г. Кимры, ул. Кирова, д. 13/8, Кимрский краеведческий музей (филиал Тверского государственного объединённого музея), сообщает сообщество комплекса "Медное" ВКонтакте.

Она угадывала слово в первой тройке игроков.

Леониду Якубовичу Елена Серова рассказала, что Кимры - город, славящийся обувщиками. Но в настоящий момент от обуви в городе остался один лишь памятник.

Также она передала привет своим коллегам, которым сейчас приходится работать в непростых условиях, связанных с коронавирусом, подарила подарки, в том числе, музыкальный.

На сцене выступил танцевальный коллектив школы-студии мажореток "Билив" из Кимрского района.

Елене и ее соперникам по игре досталось задание, где нужно было угадать, как в Киевской Руси называли целителя, избавлявшего от зубной боли.

Чтобы выиграть, Елена отказалась от приза, который выпал ей при вращении барабана. Но быстрее угадать слово получилось у ее соперника. Оказалось, что целителя называли зубоволок.

Об этой истории упоминает и известный российский историк Евгений Анисимов в своей книге «Дыба и кнут» об истории политического сыска в Российской империи, а также краеведческий сборник «Андреевские хроники». Что и говорить: 250 лет назад, наверное, не было в Твери и прилегающих уездах другого дела, которое произвело бы такой общественный резонанс. А дело происходило в 1766 году в небольшой усадьбе сельца Кошелево (сегодня это территория Конаковского района, а прежде эти земли входили в состав Корчевского уезда, включавшего в себя Кимры), где проживал в унынии отставки секунд-майор Александр Коробов. 8 июля 1766 года он произнес несколько неосторожных слов в адрес императрицы Екатерины Алексеевны и тем самым совершил серьезное государственное преступление…

Майору Коробову недавно исполнилось 56 лет. Он сам любил повторять, что был слугой «семи царств», успев послужить при Елизавете Петровне и Анне Иоанновне, при Петре II и Петре III, проявил себя лихим воякой: брал Азов и Очаков, а за боевые успехи в русско-шведской баталии заслужил звание капитана за храбрость. В 1755 году переведен в Ладожский пехотный полк, а спустя четыре года отставлен по болезни. Приобрел небольшое поместье в сельце Кошелево, вел обычную жизнь военного пенсионера.

При этом отставной секунд-майор, судя по всему, крепко пил. А как выпьет, становился невоздержанным на язык. Уже потом напишут, что майор, заложив за воротник, «произносил спроста поносительные и ругательные слова» — проще говоря, любил поругать власти. В общем-то, ничего нет необычного, когда отставной военный пенсионер пьет по вечерам горькую и критикует существующие порядки. На то они и порядки, чтобы их было кому критиковать.

В тот злополучный день секунд-майор Коробов с утра ходил мрачнее тучи. Он уже несколько дней ждал приезда своего старинного друга и однополчанина Чулкова, тоже отставного военного, жившего в Москве. Встречи с Чулковым майор любил больше всего. С московским гостем можно было, не чинясь, поговорить обо всем – прежде всего о том, как его, слугу Отечества, отдавшего всю жизнь военной службе, не признают и не ценят местные помещики. Встречи эти случались нечасто. Вот и в этот раз Коробов уже несколько раз посылал к соседям справиться, не приехал ли его любезный друг.

Майор, конечно, мог выпить и в одиночестве, как-никак имел право, но ему был нужен собеседник. Нужно было обсудить несколько важных вопросов. Чулков-то жил в Москве и мог внести ясность. А то слухи на четвертом году правления императрицы Екатерины ходили в провинции очень тревожные. Например, поговаривали, что новая государыня намерена всерьез взяться за ревизию помещичьего хозяйства. Во-первых, всем отставным военным, которые получили земли, теперь предписывалось помогать всем новопоселенным отставникам — с каждых десяти дворов строить по двору. Во-вторых, запретили выдавать деньги на обзаведение хозяйством самим отставникам, а только «надежным выбранным людям». Но самыми тревожными были слухи о неких «решкриптах», по которым каждое поместье подлежало, как бы сейчас сказали, проверке финансово-хозяйственной деятельности. В случае если, например, выяснялось, что помещик не собрал урожай, не заплатил налоги и подати, наделал долгов, находится под следствием, ведет предосудительный образ жизни, имение могли забрать в казну, конфисковать в пользу государства. Следует отметить, что в те времена такое допускали в отношении помещичьих земель, переданных в собственность отставным военным. Если военный оказывался негодным хозяином, он лишался права собственности.

Для помещиков-малодворцев, каким являлся и отставной майор Коробов, такие нововведения были просто нож острый. Вот он и ждал с нетерпением приезда из Москвы Чулкова — пусть расскажет, что да как, да стоит ли волноваться, да какие настроения в престольной.

Однако Чулков в тот день не приехал, какие-то срочные дела задержали его отъезд из Москвы. В очередной раз отправившись в соседнее имение, куда приезжал Чулков, Коробов узнал, что друг его все еще не приехал. Крестьянская баба сказала, что Чулков не приехал и неизвестно, приедет ли вообще. Мол, у них ходят слухи, что-де государыня императрица повелела владельцам «спорных имений», подлежащих передаче в казну, лишний раз Москву не покидать. Услышав это, Коробов прыгнул в возок и помчался домой. Мы не знаем, где он был последующие часы, но когда в час пополудни он вошел в дом, от него крепко попахивало свежим алкоголем, взгляд его был суров, а в груди клокотали чувства.

На беду, в доме его ожидал местный священник Кирилл Иванов, его духовник. Он приходил учить грамоте младшего сына Коробова Иринарха и как раз проводил занятие. Когда Коробов вошел в комнату, следом за ним вошла его супруга Матрена Андреевна. Вот это, видимо, и стало последней каплей, переполнившей чашу терпения майора. Ткнув пальцем в супругу, майор громко произнес слова «экая дура». Однако из его дальнейших речей стало понятно, что он имеет в виду не законную свою жену, а… великую государыню императрицу Екатерину!

Эта дура, распалялся майор Коробов (тыча пальцем в жену, но имея в виду не жену), просто дура полная. Армию содержать не может! Мы кровь проливали, а она, смотрите-ка, деньги на руки не выдает! А еще крестьян кормить заставляет! Ну не дура ли? Да она так по миру нас пустит, бушевал майор. Вот у того пса (все повернулись и посмотрели в окно на пробегавшую по двору собаку) под хвостом больше государственной мудрости, чем у этой дуры! В Ростов она, видите ли, ходила, к святым местам прикладывалась! Да знаем мы, зачем она туда ходила! Она там (неприличное слово) занималась…

И вот тут священник Иванов и жена майора Матрена помертвели от ужаса. Потому что майор Коробов произнес вслух гнусные домыслы про паломничество государыни императрицы по святым местам! Года за три до этого, летом 1763 года, Екатерина совершила паломничество в Ростов к мощам святого Димитрия Ростовского. Она вышла пешком из Москвы, шла по дороге, одетая как простая богомолка. Только в сильную непогоду соглашалась сесть в карету. Сегодня от Москвы до Ростова можно доехать за пару часов, императрица же шла более двух недель, покрывая в день не более десяти верст. Дойдя до Ростова, она истово молилась в церкви, била поклоны. На подданных ее поступок произвел неизгладимое впечатление. Уже три года прошло, а все только и говорили, что об этом паломничестве. Один из современников Екатерины писал: «Богомолье в Ростов еще более расположило москвичей в пользу Екатерины; совершенный ею религиозный подвиг возвышал императрицу в их глазах».

И тут, какой-то отставной майор… да как он себе такое позволяет!

В общем, через несколько дней на отставного майора ушли сразу два доноса — от жены майора и от священника Кирилла Иванова, который не поленился изложить обстоятельства «оскорбления императрицы» и передал в местную канцелярию. Особенно пикантными, конечно, были слова о паломничестве Екатерины в Ростов. Эту эскападу майора с ужасом пересказывали все. Понятно было одно: Коробову теперь несдобровать.

Следствие наладили быстро. В Кошелево прибыли сразу трое дознавателей из Тайной канцелярии. Собрали свидетельские показания, допросили майора. Сам Коробов, не ожидавший таких последствий, ссылался на то, что был пьян, «а от частого пьянства моего приходит беспамятство». Но свидетели утверждали обратное: да, был пьян, но не пьянее обычного. В обвинительный акт вошло даже то, что собака, с которой майор неосторожно сравнил государыню императрицу, носила кличку… Злодей! Но больше всего, конечно, терзали несчастного майора за его слова о паломничестве Екатерины в Ростов. Все бы ему простили, но такого циничного толкования ее похождений — ни за что. И сама Екатерина, к которой Коробов уже после приговора обратился с прошением о помиловании, оставила его без ответа. Все же она была женщиной, и гнусности секунд-майора ее по-человечески обидели.

Суд был скор и беспощаден. Судьи признали Коробова «злобою наполненным и объятым развращенною и пьянственною жизнию человеком» и как «оскорбителя Величества» приговорили лишить всех чинов и послать на вечное проживание в Мангазейский острог. Отдельно было решено «не производить ему никаких кормовых денег», то есть Коробова лишили и военной пенсии, и любых казенных выплат. Как сложилась его судьба дальше, неизвестно, о нем не удалось найти никаких упоминаний. Имение его жене пришлось продать — в «ревизских сказках» более позднего времени ни о каких помещиках Коробовых уже не упоминается.

Владислав ТОЛСТОВ

В конструкции шара появились разрывы, которые обнаружили оказавшиеся неподалеку горожане. В группе опубликованы фотографии, иллюстрирующие обнаруженную поломку.

Полый шар диаметром 18 метров, то есть примерно с пятиэтажный дом, расположен в Кимрском районе уже несколько десятилетий. До сих пор существует несколько версий об истории его появления и предназначении. По всей видимости, сейчас шар никак не используется, но привлекает внимание туристов и просто любопытствующих.

Когда у меня на рынке искусно вырезали карман со всем его содержимым…, тогда я задался целью ближе познакомиться с «мастерами» этого дела. В ночь на субботу мое желание исполнилось - я попал в ночной обход по городу. Мы шли по Володарской улице. Разговорились.

- Местного ворья в Кимрах немного, - говорит зам. нач. уголрозыска т.Никитин, - а поэтому накануне базаров из Ленинска (ныне Талдом - прим. ред.), Дмитрова и даже Москвы приезжает «подкрепление». Базары у нас богатые - есть чем поживиться. Один ударяет по карманной части, другой с возов тащит, третий на дороге пьяных обирает и т.д., для всех работа найдется. Например, сегодня понаехало разных гастролеров несметное количество. Завтра ведь Петровская ярмарка, а поэтому «спрос» на них будет большой, - смеется Никитин.

- Летом обходами их трудно выловить. Все больше на «вольном воздухе» ночуют - ищи, мол, ветра в поле, - замечает сотрудник розыска т.Мохов. - Зимой другое дело - в шалашах (притонах) ночуют. Мы остановились возле дома №28. Вошли во двор и темным коридором прошли в квартиру (Шишлова). Пахнуло спертым воздухом и потом. Низкий потолок, темные, закопченные стены. Вышел сам хозяин на босу ногу. Когда он рассмотрел, кто пришел, то стал уверять, что никого нет.

- Ишь как пусто, а зимой, бывало, по полу не пройдешь, везде спят вповалку, - замечает Никитин.

Заглянули в соседнюю каморку, к известному «Бухаре», там тоже никого не было.

Посещение д.№35 по Радищевой улице оказалось более интересным. «Трек» с Орловым (дрессировщик собаки), осматривая двор, нащупали кого-то в кустах. Засветилась спичка.

- Кто здесь?

Молчание. Наконец, Орлов рассмотрел обитателей кустов. Возле самого забора спали двое: мужчина и женщина. По прозвищу «Мишка-комиссар», квалифицированный карманник. По летам молод - 1904 года рождения, а в уголрозыске, милиции и судах порядочное число раз побывал.

Уже начало светать, когда мы приехали на станцию. Часы показывали третий час. Несмотря на такое ранее время, жизнь в Савелове кипела. Жизнь ночная - особенная.

На улицах много крестьянских телег. Старики в чайнухах, а молодежь в карты дуется. Разгуливают проститутки, выискивая клиентов. Они заводят разговор с идущими со станции пассажирами, с праздношатающейся молодежью, заглядывают в чайные.

- Остановись! - кричит Орлов какому-то человеку. - А ты опять в Кимрах? Зачем?

- Да я не на базар, лечиться приехал, - оправдывается задержанный, - у меня сифилис в самом разгаре. Еле хожу, оттого и приехал.

Но в дальнейших переговорах у него вместо «сифилиса в полном разгаре» появляется «триппер в острой форме». Очевидно, это прием для запугивания - не подходи, мол, близко, заразишься.

Постучались к известной в Кимрах проститутке «Мясничихе». Спертый прокисший воздух закружил голову. Кровать, столик, пара стульев и зеркало. Вот и вся обстановка. В углу на стене икона, а по бокам ее висят портреты деятелей революции. Поближе к кровати прикреплена картина порнографического содержания.

- Где же твой?

- Ушел, дьявол, к другой.

Захотелось скорее выйти на свежий воздух.

Зашли в чайную Гусева. Мрачное помещение, напоминающее кабак. Много народу, накурено до отказу. На лавках и под ними спят. Содержатель чайной открыл для осмотра запертую на замок дверь в коридор, по бокам которого маленькие клетушки, именующиеся «номерами». В «номерах» по три голых скамьи с дощечками вместо подушек. Спят не только на них, но и под ними.

«Закрываем постояльцев потому, чтобы не сбежали - ведь ночует разная публика. Обворовать недолго». «Вроде исправдома», - смеемся мы.

Нам сообщили, что в чайной какой-то гражданин, называющий себя агентом ГПУ, проверяет документы и пристает к женщинам. Нагонявший в чайной страх агент ГПУ оказался самозванцем. По документам он московский торговец с Сухаревского рынка.

- Простите Христа ради.

А когда подбегал к нам близко, обещал поставить корзину пива и «помириться».

Днем я зашел в милицию. В особой комнате отдыхали 37 человек: 16 кар-манников, 5 воздушников, 5 городушников, 3 домушника, 5 взломщиков и 3 поездушника. Компания, как говорится, подобралась теплая.

Теперь несколько слов о тех, кои являются злейшими врагами карманников, городушников, воздушников и прочей шпаны об агентах уголрозыска и милиции. Показное «хорошее» отношение между шпаной и ними может в каждую минуту перейти «на нож» или перестрелку.

Агент, несмотря на получаемое небольшое жалование, работает не 8 часов в сутки, а гораздо больше. Отдыхает же он в короткие промежутки между обходами и дежурствами.

Ирина Алексеева

Просим соблюдать меры предосторожности!

К большому для нас сожалению, в этот список попали сразу три города Тверской области. Кимры, Вышний Волочёк и Осташков встали в один ряд с такими городами, как: Выборг, Тобольск, Ростов-на-Дону, Вологда и Томск.

Для нас немного странно, что в этот список попал Осташков. Ведь сегодня на волне развития туризма в регионе и создания туристского рекреационного кластера «Селигерия» про этот город однозначно помнят и совершенно определенно будут вкладываться в него. Так что исчезнуть Осташков не сможет даже при всём желании.

А вот про Кимры мы не раз уже писали. Весь регион до сих пор не в силах понять как можно было настолько запустить местные памятники архитектуры. Ещё в 2019 году здесь обрушился Гостиный Двор, построенный в 1914 году, сами торговые ряды находятся совсем в плачевном состоянии. А ведь Гостиный Двор был одной из главных достопримечательностей города, и местные власти хорошо знали о его состоянии.

Это три старинных кованных гвоздя, которые он вытащил из обломков снесенной кимрской усадьбы Шокиных.

Монтаж этого новодела вызвал возмущение у жителей и группы ВКонтакте «Архитектурная энциклопедия города Кимры».

«Пока администрация нашего города собирается принять участие во Всероссийском конкурсе лучших проектов создания комфортной городской среды в малых городах и исторических поселениях в 2021 году, в самом центре, на Театральной площади, 3 уродуется объект культурного наследия «Дом жилой, 2-я пол. XIX в.», а именно создаётся вентфасад. Для любителей поворчать на тему «лучше так, чем никак» и «а что, лучше бы чтобы был облезлый дом?» сообщаем: фасад здания был в замечательном состоянии и не требовал ремонта. Надеемся, администрация города примет меры и добьётся от безответственного собственника восстановления фасада здания», - пишут админы вышеуказанной группы.

Комментариев от собственника и городской администрации пока не поступало, как и дополнительной информации от источника. Мы будем следить за развитием событий.

В роли зимнего волшебника в красной, расшитой золотом новогодней шубе выступил Виталий Герлах, вместе с ним елку наряжала бригада Олега Соломатова из МБУ «Порядок», которые устанавливают и наряжают новогодние елки ежегодно.

В этом году ими уже была установлена сборная новогодняя конструкция на площади перед МЦ «Современник», еще им предстоит до середины следующей недели установить новогоднее дерево на Театральной площади.

А у ДК «40 лет Октября» в Савелове в Кимрах Дедушка Мороз, поднявшийся в автолюльке к вершине новогодней елки и установивший на ней звезду, уже устроил небольшой праздник для тех местных жителей, которые стали свидетелями этого маленького предновогоднего чуда.

Нина Петровна Шошина скончалась на 86-м году после тяжелой болезни 14 декабря 2020 года. Об этом сообщили «Кимры Сегодня».

Нина Шошина родилась она в селе Липяги Рязанской области 22 февраля 1935 года. После окончания московского техникума была направлена в Кимры на обувную фабрику «Красная звезда», где работала мастером участка, а затем назначалась начальником цеха, заместителем начальника филиала №1. В течение 23 лет возглавляла партком фабрики, избиралась членом областного комитета КПСС и городского комитета, а в 1986 году ее делегировали в Москву на XXVII съезд КПСС.

За свои заслуги Нина Петровна Шошина была награждена орденом Трудового Красного Знамени и орденом Знак Почета.

После выхода на заслуженный отдых, с 2006 года, Нина Шошина руководила кимрскими учреждениями культуры – районным Домом народного творчества, а затем молодежным центром «Современник», в котором во многом именно ее стараниями впервые за двадцать лет был проведен ремонт и подобран коллектив.

В 2010 году Нина Петровна оставила работу, затем она была избрана председателем кимрского Совета ветеранов, где также показала себя прекрасным руководителем.

«Администрация города Кимры и Совет ветеранов глубоко скорбят по поводу кончины Нины Петровны Шошиной, выражают искреннее соболезнование родным и близким, всем, кто знал и любил ее. Светлая память о Нине Петровне сохранится в сердцах каждого, кто ее знал, а имя – в истории нашего города», - говорится в некрологе.

Прощание с Ниной Петровной Шошиной пройдет в Кимрах во дворе дома 4 по улице Красина, в котором она жила, 17 декабря в 14 часов 15 минут. Похоронена Нина Шошина будет в Кимрах на городском кладбище в Заречье.

Идея размещения специальных табличек на домах в Кимрах обсуждалась на встрече, состоявшейся 15 декабря в администрации города. Об этом сообщают «Кимры Сегодня».

Как было отмечено волонтерами на встрече, сегодня в Кимрах на учете находится 92 объекта культурного наследия. Одна из создателей кимрского «Том Сойер Феста» Алена Крутова разработала уникальную систему адресных плакатов, при использовании которых такие объекты разной принадлежности будут обозначены разной цветовой гаммой. На встрече была достигнута договоренность о размещении табличек на 10 домах. Специальные таблички будут не только привлекать внимание жителей и туристов к истории города, но и помогут начать системную работу по восстановлению внешнего вида зданий, полагают добровольцы.

Также на встрече в администрации Кимр была предложена концепция взаимодействия власти, граждан и волонтеров для создания современной городской среды. Одна из задач, которую возьмут на себя участники «Том Сойер Феста» при поддержке администрации – архитектурно-просветительскую деятельность и работа с владельцами объектов культурного наследия в Кимрах.

Напомним, что местные волонтеры уже три года работают в Кимрах в рамках федерального добровольческого проекта «Том Сойер Фест», направленного на сохранение исторической архитектуры городов России.