Об этой истории упоминает и известный российский историк Евгений Анисимов в своей книге «Дыба и кнут» об истории политического сыска в Российской империи, а также краеведческий сборник «Андреевские хроники». Что и говорить: 250 лет назад, наверное, не было в Твери и прилегающих уездах другого дела, которое произвело бы такой общественный резонанс. А дело происходило в 1766 году в небольшой усадьбе сельца Кошелево (сегодня это территория Конаковского района, а прежде эти земли входили в состав Корчевского уезда, включавшего в себя Кимры), где проживал в унынии отставки секунд-майор Александр Коробов. 8 июля 1766 года он произнес несколько неосторожных слов в адрес императрицы Екатерины Алексеевны и тем самым совершил серьезное государственное преступление…
Майору Коробову недавно исполнилось 56 лет. Он сам любил повторять, что был слугой «семи царств», успев послужить при Елизавете Петровне и Анне Иоанновне, при Петре II и Петре III, проявил себя лихим воякой: брал Азов и Очаков, а за боевые успехи в русско-шведской баталии заслужил звание капитана за храбрость. В 1755 году переведен в Ладожский пехотный полк, а спустя четыре года отставлен по болезни. Приобрел небольшое поместье в сельце Кошелево, вел обычную жизнь военного пенсионера.
При этом отставной секунд-майор, судя по всему, крепко пил. А как выпьет, становился невоздержанным на язык. Уже потом напишут, что майор, заложив за воротник, «произносил спроста поносительные и ругательные слова» — проще говоря, любил поругать власти. В общем-то, ничего нет необычного, когда отставной военный пенсионер пьет по вечерам горькую и критикует существующие порядки. На то они и порядки, чтобы их было кому критиковать.
В тот злополучный день секунд-майор Коробов с утра ходил мрачнее тучи. Он уже несколько дней ждал приезда своего старинного друга и однополчанина Чулкова, тоже отставного военного, жившего в Москве. Встречи с Чулковым майор любил больше всего. С московским гостем можно было, не чинясь, поговорить обо всем – прежде всего о том, как его, слугу Отечества, отдавшего всю жизнь военной службе, не признают и не ценят местные помещики. Встречи эти случались нечасто. Вот и в этот раз Коробов уже несколько раз посылал к соседям справиться, не приехал ли его любезный друг.
Майор, конечно, мог выпить и в одиночестве, как-никак имел право, но ему был нужен собеседник. Нужно было обсудить несколько важных вопросов. Чулков-то жил в Москве и мог внести ясность. А то слухи на четвертом году правления императрицы Екатерины ходили в провинции очень тревожные. Например, поговаривали, что новая государыня намерена всерьез взяться за ревизию помещичьего хозяйства. Во-первых, всем отставным военным, которые получили земли, теперь предписывалось помогать всем новопоселенным отставникам — с каждых десяти дворов строить по двору. Во-вторых, запретили выдавать деньги на обзаведение хозяйством самим отставникам, а только «надежным выбранным людям». Но самыми тревожными были слухи о неких «решкриптах», по которым каждое поместье подлежало, как бы сейчас сказали, проверке финансово-хозяйственной деятельности. В случае если, например, выяснялось, что помещик не собрал урожай, не заплатил налоги и подати, наделал долгов, находится под следствием, ведет предосудительный образ жизни, имение могли забрать в казну, конфисковать в пользу государства. Следует отметить, что в те времена такое допускали в отношении помещичьих земель, переданных в собственность отставным военным. Если военный оказывался негодным хозяином, он лишался права собственности.
Для помещиков-малодворцев, каким являлся и отставной майор Коробов, такие нововведения были просто нож острый. Вот он и ждал с нетерпением приезда из Москвы Чулкова — пусть расскажет, что да как, да стоит ли волноваться, да какие настроения в престольной.
Однако Чулков в тот день не приехал, какие-то срочные дела задержали его отъезд из Москвы. В очередной раз отправившись в соседнее имение, куда приезжал Чулков, Коробов узнал, что друг его все еще не приехал. Крестьянская баба сказала, что Чулков не приехал и неизвестно, приедет ли вообще. Мол, у них ходят слухи, что-де государыня императрица повелела владельцам «спорных имений», подлежащих передаче в казну, лишний раз Москву не покидать. Услышав это, Коробов прыгнул в возок и помчался домой. Мы не знаем, где он был последующие часы, но когда в час пополудни он вошел в дом, от него крепко попахивало свежим алкоголем, взгляд его был суров, а в груди клокотали чувства.
На беду, в доме его ожидал местный священник Кирилл Иванов, его духовник. Он приходил учить грамоте младшего сына Коробова Иринарха и как раз проводил занятие. Когда Коробов вошел в комнату, следом за ним вошла его супруга Матрена Андреевна. Вот это, видимо, и стало последней каплей, переполнившей чашу терпения майора. Ткнув пальцем в супругу, майор громко произнес слова «экая дура». Однако из его дальнейших речей стало понятно, что он имеет в виду не законную свою жену, а… великую государыню императрицу Екатерину!
Эта дура, распалялся майор Коробов (тыча пальцем в жену, но имея в виду не жену), просто дура полная. Армию содержать не может! Мы кровь проливали, а она, смотрите-ка, деньги на руки не выдает! А еще крестьян кормить заставляет! Ну не дура ли? Да она так по миру нас пустит, бушевал майор. Вот у того пса (все повернулись и посмотрели в окно на пробегавшую по двору собаку) под хвостом больше государственной мудрости, чем у этой дуры! В Ростов она, видите ли, ходила, к святым местам прикладывалась! Да знаем мы, зачем она туда ходила! Она там (неприличное слово) занималась…
И вот тут священник Иванов и жена майора Матрена помертвели от ужаса. Потому что майор Коробов произнес вслух гнусные домыслы про паломничество государыни императрицы по святым местам! Года за три до этого, летом 1763 года, Екатерина совершила паломничество в Ростов к мощам святого Димитрия Ростовского. Она вышла пешком из Москвы, шла по дороге, одетая как простая богомолка. Только в сильную непогоду соглашалась сесть в карету. Сегодня от Москвы до Ростова можно доехать за пару часов, императрица же шла более двух недель, покрывая в день не более десяти верст. Дойдя до Ростова, она истово молилась в церкви, била поклоны. На подданных ее поступок произвел неизгладимое впечатление. Уже три года прошло, а все только и говорили, что об этом паломничестве. Один из современников Екатерины писал: «Богомолье в Ростов еще более расположило москвичей в пользу Екатерины; совершенный ею религиозный подвиг возвышал императрицу в их глазах».
И тут, какой-то отставной майор… да как он себе такое позволяет!
В общем, через несколько дней на отставного майора ушли сразу два доноса — от жены майора и от священника Кирилла Иванова, который не поленился изложить обстоятельства «оскорбления императрицы» и передал в местную канцелярию. Особенно пикантными, конечно, были слова о паломничестве Екатерины в Ростов. Эту эскападу майора с ужасом пересказывали все. Понятно было одно: Коробову теперь несдобровать.
Следствие наладили быстро. В Кошелево прибыли сразу трое дознавателей из Тайной канцелярии. Собрали свидетельские показания, допросили майора. Сам Коробов, не ожидавший таких последствий, ссылался на то, что был пьян, «а от частого пьянства моего приходит беспамятство». Но свидетели утверждали обратное: да, был пьян, но не пьянее обычного. В обвинительный акт вошло даже то, что собака, с которой майор неосторожно сравнил государыню императрицу, носила кличку… Злодей! Но больше всего, конечно, терзали несчастного майора за его слова о паломничестве Екатерины в Ростов. Все бы ему простили, но такого циничного толкования ее похождений — ни за что. И сама Екатерина, к которой Коробов уже после приговора обратился с прошением о помиловании, оставила его без ответа. Все же она была женщиной, и гнусности секунд-майора ее по-человечески обидели.
Суд был скор и беспощаден. Судьи признали Коробова «злобою наполненным и объятым развращенною и пьянственною жизнию человеком» и как «оскорбителя Величества» приговорили лишить всех чинов и послать на вечное проживание в Мангазейский острог. Отдельно было решено «не производить ему никаких кормовых денег», то есть Коробова лишили и военной пенсии, и любых казенных выплат. Как сложилась его судьба дальше, неизвестно, о нем не удалось найти никаких упоминаний. Имение его жене пришлось продать — в «ревизских сказках» более позднего времени ни о каких помещиках Коробовых уже не упоминается.
Владислав ТОЛСТОВ
