Вместе с ними в расстрельную камеру отправились еще несколько человек, не служивших в Преображенском храме, но следствие сочло их сообщниками главных обвиняемых. Только спустя почти семь десятилетий выяснились подробности «дела о бунтующих священниках». И оказалось, что обвиняемые не были виновны в том, что им предъявляли. Правда, к тому времени они подлежали другому суду…
19 мая 1929 года Преображенский храм в Кимрах был полон молящимися. Служба началась с того, что отец Феодор, поднявшись на кафедру, зачитал постановление властей о закрытии храма. Особенно подчеркивалось, что отец Феодор призвал верующих подчиниться воле властей и не оказывать сопротивления. Однако его не послушали. На следующий день из Кимрского городского совета пришла специальная комиссия для составления описи церковных ценностей. На пороге их встретила плотная толпа верующих. Членов комиссии ругали, толкали и в храм не пустили. Прихожане установили дежурство возле храма, и теперь около церкви круглые сутки клубилась толпа, в которой собиралось, по данным следствия, до 300 человек. Среди них было много молодых людей, которые (это тоже осталось в материалах следствия) «выкрикивали антисоветские и провокационные лозунги». Отмечали также, что сам настоятель храма отец Феодор постоянно выходил к собравшимся и просил их допустить в церковь представителей власти. «Мы не хотим скандала, мы не хотим, чтобы пострадали виновные», – неустанно повторял отец Феодор. Как в воду глядел…
Толпа не расходилась четыре дня. На пятый день в Кимры прибыл отряд красноармейцев, который окружил территорию храма и потребовал немедленно разойтись. После того как командир отряда сказал, что у него есть приказ подавить сопротивление любыми средствами, толпа стала расходиться. В Преображенскую церковь вошли сотрудники ОГПУ и немедленно арестовали всех, кто находился в это время в храме, – самого отца Феодора, старосту храма Анания Бойкова (иногда его фамилию пишут как Байков) и нескольких прихожан, среди которых находился Михаил Болдаков, один из активных, как выяснили на следствии, участников «народного схода». Всех арестованных увезли в тверскую тюрьму, началось следствие.
Аресты продолжились и в последующие дни. Всего по делу о «церковном бунте» было арестовано 15 человек, все они были помещены в следственную тюрьму. Практически сразу среди прихожан начался сбор средств на оплату адвокатов. Считали, что необходимо пригласить московских адвокатов, которые смогут объяснить невиновность отца Феодора и старосты Анания Бойкова. Однако московские адвокаты отказались браться за это дело. Они объяснили это тем, что в советской России начались гонения на церковь, и историю с «народным бунтом» в Кимрах хотят сделать показательным процессом, наказать обвиняемых максимально сурово, чтобы другим неповадно было бунтовать.
О том, что бунт в Преображенском храме постараются сделать образцовым политическим процессом, говорило и то, что на судебный процесс в Кимры приехали десятки корреспондентов центральных и московских газет. «Мы судим не группу верующих, которые якобы были против передачи здания церкви для культурных надобностей и поэтому оказали сопротивление… – писалось впоследствии в этих газетах. – Мы судим нашего… врага…». Процесс был объявлен открытым, но власти заготовили пригласительные билеты, по которым пропускали в зал суда. Распространение билетов контролировалось настолько, что никто из родственников подсудимых не был допущен на судебные заседания. Сами родственники не имели возможности увидеть обвиняемых. Свиданий им не давали, передач не принимали. Даже на процесс обвиняемых привезли из Твери ночью перед первым заседанием. Один из свидетелей вспоминал, что обвиняемых перевозили на открытой барже, потом заставили подниматься по крутому скользкому берегу. Обвиняемых окружал плотный конвой, и родственники могли только издали увидеть своих близких, опасаясь даже окликнуть их по имени…
Первое заседание суда было назначено на 20 октября. Обвиняемые, несмотря на угрозы обвинителей и враждебное отношение специально подобранной публики, держались мужественно, виновными себя они не признали. 27 октября был зачитан приговор: священник Феодор Колеров, староста Ананий Бойков, члены церковного совета Дмитриев и Закурин и Михаил Болдаков были приговорены к расстрелу. Адвокаты приговоренных подали кассации. На время кассации отца Феодора перевели в Москву, в Таганскую тюрьму.
Известно, что жена о. Феодора просила о помощи влиятельных знакомых, но безрезультатно. В частности, она пыталась обратиться к тогда уже известной певице народной артистке Неждановой, которой когда-то отец Феодор помог пережить голодное время: она не имела средств к существованию и с разрешения священника давала концерты в Преображенской церкви. Теперь советская власть благоволила к Антонине Неждановой, и она была вполне благополучна и обеспечена. Матушка Анна пришла к Неждановой домой и постучалась. Дверь в квартиру открыла горничная и спросила: «Кто вы?». Не закрывая двери, она произнесла вслух фамилию пришедшей. Антонина Нежданова крикнула из глубины квартиры: «Передайте, что меня нет дома!»…
Прихожане отца Феодора очень любили и пытались сделать все, чтобы спасти его. Отец Феодор был одним из самых популярных священников в Кимрах, его знали все. О жизни этого человека известно немного. Он был местным, вырос в семье дьякона Калязинского уезда, окончил Тверскую духовную семинарию и был рукоположен в сан иерея. В 1912 году, когда в Кимрах построили новый храм Преображения Господня, отец Феодор стал его настоятелем. Он быстро стал любимым и уважаемым священником в городе. Отец Феодор знал всех прихожан. В Кимрах в те годы было немало запойных пьяниц, и с ними священник проводил молитвенные занятия, отвращая их от страшного порока. Отец Феодор был ценителем духовного пения, он создал церковный хор, приглашал в Кимры известных певцов, которые давали благотворительные концерты. Когда началась Первая мировая война, отец Феодор и его жена возглавили в городе общество помощи фронту, шили для армии одежду и отправляли на фронт посылки.
При советской власти популярный кимрский священник стал подвергаться гонениям. В 1919 году он, как заложник, был арестован, заключен в тюрьму города Твери. Его обвинили в том, что он «организовал духовный концерт без всяких разрешений на то советских органов». Вскоре он был освобожден, но у семьи была конфискована часть имущества, затем была наложена огромная контрибуция в 5000 рублей золотом. Прихожане собрали средства для выплаты контрибуции, но совсем скоро, в 1922 году, отца Феодора постигла новая беда. По распоряжению властей у него были отобраны в церковном доме две самые удобные комнаты, и власти предупредили, что вскоре отберут и весь дом, так что пусть священник себе строит другой, чтобы было куда перейти. С большим трудом о. Феодор собрал средства и построил дом, это было уже в 1927 году. В том же году Кимрский городской совет возбудил ходатайство перед ВЦИК о закрытии Преображенского храма. В июле 1928 года ВЦИК постановил закрыть храм. Верующие созвали собрание, решившее отстаивать храм, и послали делегацию во ВЦИК. Хлопоты продолжались около года. В мае 1929 года власти прислали постановление о закрытии храма. После этого и случились события, которые привели к расстрельному приговору отцу Феодору и его прихожанам.
29 ноября 1929 года в утренних газетах было опубликовано, что священник Феодор Колеров, староста Ананий Бойков и мирянин Михаил Болдаков расстреляны. Однако о. Феодор был еще жив, и вечером этого дня ему дали свидание с женой и сыном. Священник вышел к ним худой, изможденный, но совершенно спокойный, внутренне умиротворенный и просветленный. Он знал, что его скоро убьют, и, уже как человек не от мира сего, положив руку на голову сына, мирно беседовал с Анной Михайловной. Когда свидание закончилось и стража отвела о. Феодора в камеру, он написал на обороте фотографии жены имена детей. И подписал: «До свидания общего».
Отпевание отца Феодора и убиенных с ним Анании Бойкова и Михаила Болдакова состоялось в соборе города Кимры при большом стечении верующих.
Владислав ТОЛСТОВ
