В архивах сохранилось немало историй о том, как власти губернии боролись с сектантами. Более того, в Тверской епархии существовало негласное правило, когда священники «на местах» регулярно составляли отчеты о «проявлениях сектантского духа». Секты становились не только распространителями вредных еретических учений, но и прибежищем разных людей, которых разыскивали за совершение преступлений. Вот только несколько историй.
В 1830-е годы в Никольском сельском обществе (это на территории нынешнего Кимрского района) появилась секта, главной целью которой стала помощь крестьянкам избежать воинской (рекрутской) повинности. По тогдашним законам Российской империи если в семье был только один ребенок мужского пола, он не подлежал рекрутской повинности, его на забирали в армию. Поэтому принадлежавшие к секте женщины, родив первого сына, переставали беременеть. Расследование деятельности этой секты проводилось с привлечением священников, его итоги легли на стол тверскому губернатору. Сообщалось, что сектанты ложно толковали отдельные положения богослужебных книг. Специально для того, чтобы преодолеть раскол, в Никольской общине, в отличие от всей остальной губернии, пришлось вводить так называемый жеребьевый порядок отбывания рекрутства – теперь призывали всех, даже если это был один мужчина в семье, по жребию. Таким образом удалось победить раскольников, как писали в тогдашних документах, «мерами кротости», не прибегая к насилию.
К тому времени Кимры уже давно были под пристальным вниманием как один из центров раскольничества. Например, известна история так называемого филиповского согласия, сектантской общины, которую создали кимрские монахи. Они часто ездили в Москву и общались с купцами из старообрядцев, предлагая поддержать их общину материально. Москва, «старая столица», являлась в то время городом, куда постоянно стекались раскольники и сектанты самых разных толков. А кимрские монахи решили создать молельный дом филипповской общины в Москве, а потом открыть такой же в Кимрах. Тем более для любого купца, разделявшего положения старообрядческой веры, стать попечителем раскольничьей общины считалось должностью очень почетной. Таким образом нашелся богатый тверской купец Долин, который по торговым делам часто бывал в Кимрах и познакомился с монахами-сектантами. «Располагая большим состоянием и уверившись, что он может играть одну из главных ролей в общине, которая, благодаря заботам Кимры, с каждым годом увеличивалась в числе, – а быть начальником и распорядителем столичной общины очень лестно – он переселился в Москву и предложил филиповцам пожертвовать значительную долю своего капитала на устройство общины. Так появилась филиповская часовня в Москве». А после этого из Кимр (в документах село чаще называют Кимрой) в общину стали поставлять наставников и отцов. Первый из них, некто Варлаам, пожил немного в Москве, вернулся в Кимру с деньгами на устройство молельного дома. Так в Кимрах появился центр филиповской секты.
Но куда больших успехов достиг другой уроженец Кимр, которого звали Алексей Балчужный. Он не просто активно собирал деньги среди тверских и московских купцов на устройство общины, но и проповедовал, рассылал проповеди, которые сочинял сам. Балчужный оказался исключительно убедительным полемистом: он лучше всех знал нужды и тревоги кимрских крестьян, поэтому писал о том, что им было важно, и тем самым привлекал в секту новых людей, ряды филиповской общины в селе росли как на дрожжах. Один из местных священников писал о Балчужном, что тот «писал свои сочинения с помощью дьявола, который его мотал на колесе», настолько эффективной оказалась пропагандистская работа сектантов! Балчужного знали и чтили не только в Кимрах, но и в Москве, Твери, Архангельске, уважали его за начитанность, а также за образ жизни – Балчужный всегда носил одну и ту же одежду, жил очень скромно. Ни светские, ни церковные власти не могли ничего поделать с крестьянским пророком: доказать, что он является автором преступных сочинений, было невозможно, конспирация в раскольничьих сектах была поставлена на высшем уровне, а сам Балчужный, конечно, не признавался в авторстве.
Удивительны обстоятельства смерти этого человека. Алексей Балчужный, как следует из архивных документов, скончался в 1814 году из-за того, что сошел с ума «ради ревности непомерной к чтению». Однако благодаря ему село Кимры стало занимать очень важное место в мире сектантов и раскольников. Кимрские раскольники, как отмечалось, отличались наибольшим фанатизмом. Об этом же писали и священники, которые сообщали в епархию свои наблюдения за жизнью сектантов. Один из священников, благочинный отец Иоанн, в своем донесении в консисторию писал, что кимрские раскольники и сектанты считают православных нечистыми, не пускают в свои дома священников, в их уставе значится полный запрет обсуждать какие-то духовные вопросы с православными, а тем более с лицами духовного звания. Даже если член секты отвечал на какой-нибудь невинный вопрос, наставники могли подвергнуть его строгому наказанию. Поэтому сектанты не общались с местными жителями, и даже когда жили в селе, выбирали дома на окраинах, чтобы никак не пересекаться с «нечистыми» (кстати, именно по этому признаку – стремление селиться на отшибе или на окраине – церковные власти безошибочно вычисляли дома, в которых собирались сектанты).
В архивных документах сохранилось упоминание о преступлении сектантов из деревни Калетино, которые неизвестно по какой причине поставили на своей часовне (выглядевшей как небольшая изба) крест, а после стали созывать членов секты к собранию звоном в небольшой колокол. Это уже выглядело слишком вызывающе, и в Калетино прибыла жандармская команда, которая провела самый строгий обыск к домах раскольников. В часовне нашли иконостас и лампады, причем они были расставлены в таком же порядке, как если бы это было в православной церкви. Несмотря на то, что все раскольники наотрез отказались отвечать на вопросы представителей власти, удалось выяснить имя зачинщика и главного наставника калетинской секты. Им оказался некто Григорий Козмин, которого арестовали и отвезли в губернскую тюрьму.
Однако обнаружение «подпольной» часовни в Калетине было только единичным случаем. Потому что и после этого священники регулярно докладывали в консисторию о том, что сектанты постоянно устраивают для своих богослужений «потаенные» часовни и храмы. Одному из священников, Василию Иванову, даже удалось неузнанным проникнуть на такое богослужение и тщательно рассмотреть убранство сектантского «храма». Он описал это так: «Раскольники на молитву собираются в особо выстроенную при селе Кимре часовню; в часовне оной находится великое число икон старинных, устроенных по местам наподобие иконостаса, пред иконами великолепные лампады для поставления свеч при молении, посредине паникадило, украшенные налои и пелены для Евангелия».
Раскольники совершали открытые преступления, когда отказывались отпевать своих умерших единоверцев в церкви, а устраивали обряд отпевания опять же в своих тайных часовнях. По российским законам нарушение чина отпевания приравнивалось к кощунственным действиям, за это грозило от 8 до 10 лет каторги. Однако даже это наказание не останавливало сектантов. Когда в семье кого-нибудь из них кто-то умирал, они прятали тело в одном из домов, чтобы никто из посторонних не узнал о смерти. Ночью тело переносили в одну из потаенных часовень. У сектантов, как правило, имелись и собственные кладбища, на которых были устроены каменные сторожки, где, как сообщалось, жили убогие раскольники, которые заодно стерегли могилы единоверцев. На самом же деле в этих келиях устраивались отпевания умерших сектантов по их обрядам, а чтобы никто не застал врасплох, из каждой такой келии был сделан секретный выход, позволявший всем участникам в кратчайшие сроки убежать и спрятаться. Видимо, светские власти устраивали время от времени «рейды» по таким келиям, но как именно это происходило, свидетельства не сохранились.
На протяжении всего XIX века Кимры имели такую известность среди раскольников, что сюда стремились многие расколоучители, желая научиться у кимряков «крепости в духовных делах». В связи с этим на территории относительно небольшого Корчевского уезда, в состав которого входили Кимры, действовали десятки (!) сект, раскольничьих сообществ и согласий, а в полицейских отчетах регулярно появлялись истории о закрытии очередного «притона» раскольников. Однако редко какие из этих дел удавалось довести до суда: раскольники хранили молчание на допросах, не сдавали своих сообщников. Однако криминальная история кимрских раскольников еще ждет своего исследователя…
Владислав ТОЛСТОВ
