Призвал господин Бекренев юриста Можайкина себе в подмогу — мол, надо бы засудить коммуниста Андреева и отправить за Можай, куда подальше. Можайкин засучил рукава и уже сто пятьдесят дел выиграл, но воз и ныне там — то есть мэр. А все потому, что у красного Романа был роман с избирателями. Уж они его холили-лелеяли, особенно бабушки. «Кака така любовь,— не верили противники мэра. — Какой роман? Это наши бабушки!» И решили устроить маленькую войну. В союзники взяли Ступина, который занял плацдарм на улице Фрунзе, 9. Потому что в этом месте мэра тоже не любили - за то, что он дал им новые квартиры, а каруселей во дворе нет. Ступин вступился, но его заело. Он два года на эту тему толчет воду в ступе, кушать не может. Хоть санитаров вызывай.
Кстати, вызвали. Правда, не Ступину, а мэру. Приехали по виду настоящие санитары, все в белом, с красным крестом на голове, зашли в администрацию. На машине написано «Бурашево» - из больницы, значит, имени Литвинова, которая находится в Бурашево. Однако, в отличие от бурашевского доктора Литвинова, давно умершего, кимрский мэр Литвинов (бывший) жив-здоров, слава богу. И возглавляет городскую Думу. Он от новой власти тоже пострадал — его в каталажку упекли. Мог даже кресла своего лишиться. Но не лишился, а целый год голосовал из СИЗО, потому что депутат Шпагин выставил вперед свою шпагу и сказал наглым коммунистам: кто на Литвинова? И стал Шпагин местоблюстителем — до лучших времен.
Лучшие времена настали — Литвинова выпустили, но злые языки говорят, что ненадолго, потому что суд все равно будет. Однако добрые люди злым языкам не верят, и думают, что Литвинова оправдают и еще денег дадут за беспокойство. А тем временем в Администрации по законам военного времени шли чистки. И пока мэр этим занимался, власть в свои руки, по слухам, взял его заместитель Шеховцов. Можно просто — Шах. Чистки были серьезные. Никто сейчас точно не скажет, скольких людей вымела красная метла из розовых стен — много. Что уж говорить о других, когда такого «тяжеловеса», как Ирина Макаровна Балковая, не миновала участь сия. Отправил ее Андреев туда, куда Макар телят не гонял.
Молчанов ушел сам. Молча. Без комментариев. Борисов сначала тоже ушел молча, но потом одумался и сказал себе, видимо: «Олег, борись! За правду». И дал интервью. Не все, конечно, рассказал — но почти что. Шокин был в шоке от новых порядков в администрации и тоже ушел. Один Крестников оставался верен до конца своему шефу, и, как известный персонаж «Покровских ворот» - «Это мой крест!» - бросался на всех, кто пытался потревожить Романа свет Владимировича. «Пирогов, — говорил он всем занудам, - для вас нет». Ну, или что-то в этом роде говорил про пироги. В конце концов, сам лишился своего кусочка. Уволили.
Рысеву тоже уволили из Выставочного центра, пока та в декрет ушла. В итоге она рысью побежала в суд, а еще, тоже рысью, встала под знамена «Мы-кимряки». Воюют теперь. Не, ну кто его заставлял? С Глушковой вообще скандал вышел — ее даже из партии исключили. Потому что ей сказали: «Молчи, Ольга, не рыпайся», а она не послушалась — как глухая! — и давай дальше Андреева поливать. Ее и выперли. За правду, говорит, пострадала. Другая страдалица за правду — из противоположного лагеря — товарищ Янкевич. Раньше говорила, что европейцы и янки — ее идеал, а с некоторых пор, видимо, в коммунизм уверовала.
Что же оставалось делать Кушматовой с такой фамилией? Она работала за куш. Нарочно не придумаешь, ей-богу.
Ирина Кушматова
