Свобода по выкупу
Обувной промысел в Кимрах расцвел еще при Петре Первом, который, как считается, устроил местным помещикам Салтыковым исключительно выгодный подряд для российской армии. С тех пор Кимры стали центром обувной промышленности в Российской империи. Считалось, что именно кимряки первыми научились натягивать сапоги на колодку и шить их одним швом – так, чтобы части сапога будто срастались намертво. Здесь же освоили выпуск «осташей» из двойной кожи, незаменимой обуви для охотников, а также стали шить первую модельную – сапоги «всмятку», или «гармошкой», а также сапоги «со скрипом», в которых ходили все купечество и богатые мастеровые. Здесь же по парижским эскизам делали самые модные дамские туфли и башмаки. При этом понятие качества было настолько абсолютной ценностью, что малейший брак мог закончиться плохо для нерадивого мастера. Есть полулегендарная история, как в 1914 году одного кимрского купца обвинили в том, что он поставил в армию «чуму» – сапоги на картонной подошве. Человек до суда не дожил. Помер от позора.
Со временем кимрское качество обрело мировой статус. Еще на Всемирной Лондонской выставке братья Столяровы получили дипломы и право ставить личное клеймо на свои изделия, «поставляемые в том числе и за границу». На еженедельных субботних базарах в Кимрах в ту пору продавалось 55 тысяч пар обуви. Кимры обували всю Россию. Эта обувь удивительной работы, непредставимого сейчас качества. Кожа тонкая, прочная, выделка отличная, швы безукоризненные… И главное – полностью ручная работа! Перед революцией в Кимрах насчитывалось 16 тысяч «патентных» сапожников, а кимрская обувь продавалась на базарах по всей стране. В наше время в Кимрах даже поставили памятник сапожнику как символу лучшей эпохи в истории города.
Однако история взлета кимрского «сапожного царства» малоизвестна. И связана, как водится, с женщиной. Звали ее Юлия Самойлова, и когда-то село Кимры принадлежало ей. Юлия Самойлова была очень красивой женщиной. Что уж говорить, если даже художник Карл Брюллов настолько воспламенился ее красотой, что до конца дней своих писал портреты Самойловой! А на знаменитой своей картине «Последний день Помпеи» изобразил ее аж три раза: всмотритесь в лица матери, прикрывающей детей, девушки, лежащей без чувств, и женщины, спасающей старика, – все они с лицами, вернее, с лицом любимой модели живописца!
На самом деле девичья фамилия Самойловой — Пален, ее отец приходился родственником жены императора Петра Великого. В 1823-м Юлия вышла замуж за графа Самойлова (с благословения царя), но вскоре супруги разошлись. Графиня часто бывала в имении «Графская Славянка», расположенном в четырех верстах от Павловска. В этом имении собирался весь цвет творческого Петербурга — артисты, художники, музыканты — устраивали шумные вечеринки. Неподалеку находилась резиденция императора Николая Первого. Царь приезжал в Павловск с семьей отдохнуть, а тут каждый вечер шум, концерты у графини Самойловой. «Хоть бы уехала она куда-нибудь», - говорил он. И как в воду глядел!
В 1846 году в Италии Юлия Павловна познакомилась с провинциальным тенором Пери. Между ними случился бурный роман, и графиня решила выйти за него замуж. Пери был католиком, Самойлова решила принять веру мужа. По российским законам, если дворянин принимал чужую веру, он лишался права владеть какой-нибудь недвижимостью в России. Поэтому Самойловой предстояло продать все свои российские активы, в том числе и село Кимры.
И тут к ней пришла… делегация местных сапожников. Прослышав о решении Самойловой продать село, кимряки сами выступили покупателями. Подобные истории, чтобы крепостные себя выкупали, в России случались крайне редко, а тут не одна семья, не две, а целое село! Вопрос решался на самом высоком уровне, разрешение на продажу села Кимры самим крестьянам спрашивали у императора Николая Первого. Тот согласился, после чего министр государственных имуществ граф Киселев оформил сделку. После выкупа жители села переходили в статус обязательных крестьян, то есть, по сути, становились вольными предпринимателями.
Правда, когда кимряки узнали, какую цену назначили за село, они долго чесали в затылках. 495 тысяч рублей — астрономическая по тем временам сумма, тем более для крепостных сапожников, для которых рубль считался большой суммой. Тем не менее кимряки согласились. В государственном банке был оформлен казенный кредит на 495 тысяч с рассрочкой платежей на 37 лет. Граф Киселев выказал крестьянам желание, чтобы они всеми силами оправдали себя в платеже (по 29 000 руб. в год), на что они ответили: мол, милость чадолюбивого монарха будет для них всегда священна; что в нужде они заложат дома, жен и детей, но доверие монаршее оправдают.
Кимряки сдержали слово: рассрочку по кредиту они выплатили досрочно, в 1867 году, за 20 лет. Причем их заставили выплатить и банковские проценты, то есть общая сумма «выкупа» достигла миллиона рублей. Никто даже представить себе не мог, что какие-то крестьяне смогут заработать миллион. Впрочем, к тому времени, как пришел срок выкупа, никто не задавал подобных вопросов. Кимры так сильно «поднялись» на обувном промысле, что в Тверской губернии появился первый в царской России промышленный кластер, центр всего сапожного ремесла.
А что же графиня Самойлова? Через несколько месяцев после свадьбы ее муж, тенор Пери, скончался от туберкулеза. Сама же графиня, потеряв доходы от русских имений, продолжала вести прежний расточительный образ жизни и постепенно совершенно издержалась. Когда ей было 60 лет, она решила купить графский титул и вступила в фиктивный брак с обедневшим французским дипломатом, графом де Морне. Брак этот разорил ее окончательно. Под старость бывшая красавица и аристократка поселилась в Париже, где познала настоящую бедность, распродав с «молотка» все свои коллекции картин.
Она умерла в нищете, а ее бывшие крепостные стали богатыми и процветающими. Есть легенда, что, узнав о смерти бывшей владелицы Кимр, сапожники отправили в Париж самые красивые туфельки, инкрустированные слоновой костью и золотом – положить в гроб…
Обуть армию
В истории тверских сапожников есть сюжет, сведения о котором удалось найти в государственном архиве Тверской области. История, без преувеличений, исключительная.
Началось все с того, что в 1904 году, когда Россия готовилась к войне с Японией, выяснилось: на военных складах практически нет сапог. Военное министерство стало думать, как решить эту проблему. Требовалось в кратчайшие сроки пошить несколько сотен тысяч пар обуви для армии и
флота, чтобы «обуть» солдат, отправляющихся на войну. И не придумали ничего лучше, чем обратиться к кимрским сапожникам – Кимры тогда входили в состав Корчевского уезда Тверской губернии. На тот момент сапожное и кожевенное ремесло было развито не только там, но в столице решили, что именно тверские сапожники сумеют выполнить особое задание военного ведомства быстро, качественно и в срок.
«Сапожному вопросу» придавалось исключительное значение. Требовалось организовать производство сапог на местах, поэтому в Тверь полетели строгие депеши. В Тверской земской губернской управе сам председатель фон Дервиз рассылал циркуляры: призвать сапожников выполнить патриотический долг. И сделать это требовалось максимально быстро: на дворе стоял май 1904 года, а обуть экспедиционный корпус, отправляющийся в Маньчжурию, следовало буквально за пару месяцев.
Разумеется, власти на местах немедленно откликнулись и отрапортовали, что сапожники оповещены и готовы оказать помощь России в борьбе с японцами. Единственное, им нужны материалы и выкройки, по которым надо делать сапоги. Профессия сапожника совершенно неожиданно для всех стала стратегической, и всех ее представителей поименно переписали. Результаты этой переписи сохранились в архивах. Всем сапожникам дали звание ратников (ополченцев), чтобы они понимали важность возложенной миссии.
До присвоения воинских званий, слава богу, не дошло, к тому же «военным сапожникам» за их работу все-таки платили (1 рубль 48 копеек за пару), но сделать военный заказ требовали максимально быстро. Из Вятки в Тверь прибыл военный эшелон, груженный кожей, железными шпильками, задниками, каблуками, из Перми доставили стратегически ценный груз – восемь пудов стелек. Добавим, что следить за выполнением «сапожного задания» в Тверь из Петербурга прибыл сам генерал, уполномоченный департамента сельской экономии Министерства государственных имуществ И.И. Ямпольский.
И работа закипела! Тогда не принято было писать о передовиках производства и перевыполнении плана, но уже в июле председатель Тверской губернской земской управы докладывал, что сапожник Киселев изготовил 130 пар, тогда как в среднем каждому сапожнику требовалось сделать 100 пар. А другой сапожник (имени его в документах, к сожалению, нет) привлек к выполнению стратегического задания всю семью: жена кроила голенища, подошвы и кружки для каблуков, старший сын делал строчки, младший собирал готовое изделие, и даже самого маленького, семилетнего, приспособили упаковывать готовые сапоги. Он тоже имел статус ратника-ополченца и получал по три копейки за каждую изготовленную пару сапог. В Кимрах сапожники расчехлили швейные машинки, которые имелись в каждой семье, но их держали для особых случаев, предпочитая работать по старинке, вручную.
«Военные сапожники» из Кимр и других уездов губернии с честью выполнили задание военного ведомства, отправив в армию 13 327 пар готовых сапог. Каждая пара обошлась казне втрое дешевле, чем если бы эти сапоги закупали где-нибудь за границей. А качество их было настолько высокое, что по распоряжению «уполномоченного по сапогам» Ямпольского тверская обувь была отобрана для показа на Первой Всероссийской выставке кустарного производства в 1906 году. Там сапоги демонстрировали как образец того, что способен сделать своими руками крестьянин, не занятый в промышленном производстве. Это был первый случай, когда армейская обувь стала сенсацией всероссийской выставки.
Есть даже предположение, что на деньги, которыми казна щедро рассчиталась с кимряками за поставки сапог, кимрский купец Александр Строганов в 1907 году открыл в селе первую фабрику механического пошива обуви «Якорь» (ныне обувная фабрика «Красная Звезда»). Однако у этой красивой истории есть продолжение, увы, не такое красивое.
Спустя 10 лет, в 1914 году, перед началом Первой мировой войны, военное ведомство обнаружило, что на складах… вновь не хватает сапог. Опять не подготовились к войне, что ты будешь делать! Вспомнили, как десять лет назад кимрские сапожники выручили, решили повторить опыт. Снова собрали списки сапожников, так же распределили заказы. Но тут… В общем, все оказалось плохо.
Во-первых, Кимры наводнили перекупщики, которые скупали за копейки готовую продукцию и тут же перепродавали военному ведомству по тройной цене. И сделать с ними ничего было невозможно, поскольку «посредники» оказались родственниками некоторых членов Тверской земской управы, распределявших казенные деньги. И это еще полбеды. Те же посредники выкупали на складах хорошую кожу, привезенную для изготовления сапог, а вместо нее отправляли гнилую, лежалую, которая буквально расползалась под руками мастера. Кстати, «гнилые сапоги» стали в Первую мировую настоящим символом повального казнокрадства, воровства и коррупции в тылу.
К счастью, на репутации самих сапожников это никак не отразилось. Хорошую обувь в Кимрах делают и по сей день.
Автор благодарит сотрудников Государственного архива Тверской области за помощь в поиске редких материалов и документов.
Владислав Толстов
-800x600.jpg)
