То есть: необходимо сдвигаться от краеведческого взгляда в сторону литературно-краеведческого, что большинством краеведов игнорируется. Однако текстуализация пространства, захватывающая в настоящее время всё новые регионы страны, должна способствовать выправлению ситуации и концентрации внимания именно на образе места (при этом отметим, что история места сама по себе — важна, но если она становится самоцелью — обедняется представление о населённом пункте). Важный нюанс: образ места наилучшим образом отражает потребности региона, тогда как история места фиксирует исключительно событийный ряд. В этом также проявляется важность локального текста и, в нашем случае, текста «кимрского».
В книге «Петербург и “Петербургский текст русской литературы”» В. Н. Топоров отмечает: «Петербург Петербургского текста ещё и учителен, и он как раз и учит, что распад, хлябь и тлен требуют от нас духа творческой инициативы, гения организации…»[2] Полагаем, тезис об «учительности» может быть отнесён ко всем локальным текстам, поскольку, познавая населённый пункт, выявляя его образ, исследователь учится у него, и эта учёба — совершенно иных масштабов, нежели учёба на человеческих ошибках и поведенческих шаблонах. Образ — одушевляет и в известном смысле «очеловечивает». И, как каждая «биография», в нашем случае, духа, — учит.
Образ города определяет особенности текста — черты, возникающие в них. В отношении Кимр — это обувь и, как следствие, прочность, спокойное движение, защита от трясины (болота), уверенность; основа прочности бытия.
Кто создаёт «кимрский текст» и, уже: в чьих текстах проявляется обувное производство? В работах писателей разного ряда — от известных в пределах кимрского края (Л. И. Куляндрова, А. С. Столяров и др.) и области (О. П. Ситнова, М. А. Рыбаков и др.), до страны (Н. А. Некрасов, М. Е. Салтыков‑Щедрин, В. А. Гиляровский и др.) и мира (Т. Готье, А. П. Чехов и др.). Разумеется, с одной стороны, «кимрская литература» отражает особенности развития литературы и жизни в целом, но есть и своеобразные вещи. Обувной промысел — из этого ряда.
«Кимрский текст» — попытка взглянуть на Кимры под другим углом, с другой точки зрения — через текст.
Художественное осмысление места в отрыве от художника (автора), на наш взгляд, неполноценно. Как несостоятельна и разработка
одной биографической составляющей: «Краеведы, обращаясь к биографии писателя, собственно литературной части не касаются вовсе, либо решительно отделяют биографию от творчества»[3]. На наш взгляд,
литературная часть и биографический элемент должны изучаться одновременно — параллельно или методом взаимопроникновения, —
дополняя друг друга и — оживляя образ места. А. Ю. Сорочан обращает внимание на «пропасть между краеведением и литературой»[4]. По итогам данного исследования, после долгой краеведческой работы, можно сказать, что эта пропасть — преодолима.
